Шрифт:
Лемминкяйнен покачал головой:
— Хоть и общеизвестно, что величайший я из волшебников, могущество мое не в силах воздействовать на того, кто изображен столь скудно.
В разговор вмешалась Бельфеба:
— А почему бы не попробовать спервоначалу перенести Уолтера? Вдруг по счастливости случайной в Западу, где оба ныне пребывают, выведал он про этого Пита довольно, чтоб Лемминкяйнен сумел наложить на него чары?
— Правильно, детка, отличная мысль. Начнем с Байярда, Лемминкяйнен, а Пита оставим на потом.
В этот момент женщины вернулись с кухни вместе с еще одной, которая отличалась от них грубой одеждой и свойственными рабыне подобострастием и забитостью. Они принесли большие деревянные блюда. На каждом лежали огромный ломоть ржаного хлеба, пара ломтей свинины и треугольный кусок сыра размером с кулак Ши. Другая рабыня притащила огромные кружки с пивом.
— Предлагаю слегка перекусить, дабы поднять аппетит перед ужином,— сказал Лемминкяйнен.
Ши вытаращил глаза. Бельфебе он тихонько прошептал:
— Интересно, что тогда здешняя публика называет настоящей едой!
На что Лемминкяйнен отозвался:
— Должны поглотить мы целые горы еды, дабы укрепить наши души пред вылазкою подобной!
Старуха мать всплакнула:
— Не езжай, сынок! Нету защиты у тебя верной противу смерти!
Лемминкяйнен с набитым ртом ответствовал:
— Нет уж, дело решенное. Хоть герои отваги моей редко в помощи сторонней нуждаются, все же верно гласит пословица: беззащитна та спина, за коей брат не стоит. А чужестранцы сии из Охайолы далекой весьма мне будут полезны!
— Но клялся ты, что дома останешься,— тихо сказала Кюллики.
— Было это до того, как повстречал я иноземцев со странным мечом и странным луком!
Старуха разрыдалась, утирая слезы подолом.
— Никому ты там не нужен! Устроят они ловушки волшебные по всему пути твоему, едва только про твое прибытие вызнают, и ни чужестранцы твои, ни силушка твоя собственная не охранят тебя от погибели неминучей!
Лемминкяйнен с набитым ртом расхохотался, обсыпав весь стол сырными крошками.
— Страх — удел одних лишь женщин... да и то не всех,— не без труда проговорил он, одаряя Бельфебу восхищенным взглядом. Ши принялся гадать, не поспешил ли он, убедив этого самца принять их услуги.
— А теперь тащи-ка мне рубаху праздничную, поелику без задержки желаю я на деле показать этим гадюкам в Похъёле, как торжества в Стране Героев справлять следует!
С этими словами он поднялся и направился вокруг стола к Кюллики, занеся руку за спину. Пока Ши гадал, не собирается ли он отвесить ей затрещину и как ему самому поступить, если Лемминкяйнен это действительно сделает, красотка сама избавила его от возможного вмешательства, поспешно попятившись и бросившись вон из комнаты. Лемминкяйнен вернулся, сел на место, надолго приник к пивной кружке и утер губы кулачищем.
— Ты готов, о Хароляйнен, заклинать друзей пропавших? — поинтересовался он у Ши.— Надобно поразмыслить мне малость, дабы стих мой тек гладко.
— Мне тоже,— откликнулся Ши, доставая из кармана лист бумаги и карандаш, и принялся подбирать подходящие случаю силлогизмы. Приходилось принимать во внимание тот факт, что одним из основополагающих компонентов финской магии являлась поэзия, причем далеко не лаконичная. Бельфеба незаметно подвинулась к тому концу лавки, где сидела мать Лемминкяйнена, и вполголоса завела с ней беседу. Судя по всему, ей тоже удалось достигнуть каких-то результатов, поскольку вскоре вид у пожилой леди был уже не столь мрачный.
Через несколько минут Кюллики вернулась с чистой белой рубахой и чем-то вроде кожаной куртки, сплошь расшитой перекрывающими друг друга металлическими пластинками, похожими на рыбью чешую. Все это обмундирование она положила на скамью рядом с Лемминкяйненом. Герой наградил ее тем, что силком усадил рядом с собою.
— А теперь обязана ты выслушать одно из величайших моих заклинаний,— объявил он,— кои слагаю я скоро и верно. Готов ли ты, Харол?
— Почти,— сказал Ши.
Лемминкяйнен откинулся назад, прикрыл глаза и высоким тенорком затянул:
О далекий Вольтер Пайарт, В Занаду застрявший дальнем, Я знаком с отцом твоим, о Вольтер, Люди звали его Освальт...Какой-то особой мелодии здесь не было — или, вернее, у каждой строки был свой собственный мотив.
Освальт из Атлантик-Сити, Линдой-матерью рожденный, Что из Джексонов в Нью-Йорке. Видишь, всех твоих я знаю...Он монотонно долдонил все дальше и дальше, а Ши тем временем постарался сосредоточиться на своих силлогизмах, хотя где-то глубоко в голове у него уже прочно угнездилось убеждение в том, что этот заносчивый коротышка — настоящий профессионал. Память у него оказалась просто феноменальной, поскольку он не упустил ни малейшей подробности из биографии и связей Байярда, хоть и слышал их всего лишь один раз.