— Тогда что же получается, Виктор Алексеевич? Глухарь?

— Не хотелось бы, — Перегудов поморщился. — Меня уже сегодня с утра вызывали на ковер к начальству. Шеф интересовался, как продвигается расследование.

— Ну, а вы что?

— А что я? Сказал, как есть. Список этот показал. Только кто меня слушать станет. Им план подавай, Володя. И убийцу, естественно. Раскрываемость должна быть на уровне.

Сабуров не стал задавать новых вопросов. Он прекрасно видел, что Виктор Алексеевич сегодня не в духе. И, как ему казалось, дело тут было не только в четырехстах подозреваемых. Перегудова подтачивало что-то еще. Он был весь в себе. Стажер поднялся со стула и включил электрический чайник. Перегудов даже не посмотрел на него.

— Свяжись-ка с психологами, Володя, — попросил сыщик после непродолжительной паузы. — Сидеть тут и жаловаться на жизнь, как бабки старые, мы тоже не можем. Надо двигаться. Потихоньку, но двигаться.

— Будем составлять психологический портрет?

Перегудов развел руками.

— Ничего больше мне пока в голову не приходит. — Он помолчал с минуту и добавил: — Надо еще раз просмотреть свидетельские показания, а ближе к вечеру смотаюсь в Нижние Сосенки. Ну, не могло так быть, чтобы его никто не видел. Не привидение же он, в самом деле…

— Не привидение, — согласился Сабуров.

Щелкнул чайник, и стажер старательно разлил кипяток в две пузатые чашки. Затем бросил в них по пакетику чая. Себе — зеленый, Перегудову — черный. Пока чай настаивался, Сабуров вернулся к столу, придвинул к себе телефонный аппарат и, по совету сыщика, принялся вызванивать психологов.

В два часа Елизаров был уже дома. Повесил в прихожей плащ, прикрыл его своей старенькой курткой, в которой обычно занимался ремонтом машины, и первым делом прошел в комнату дочери, но Вали там не оказалось. Елизаров нахмурился и медленно прикрыл дверь в ее комнату.

Марина сидела в гостиной и просматривала газету. В последние дни это стало для нее наиболее частым времяпрепровождением. Хотя Владислав готов был поспорить, что жена и половины не запоминает из прочитанного за день.

— Где Валя? — спросил он с порога.

Марина оторвалась от газеты и сняла очки.

— Она в институте.

— В институте? — Елизаров был удивлен. — Мы ведь, кажется, с ней договаривались, что она какое-то время…

— Да, я знаю. Но Валя в итоге решила, что так будет лучше. И я с ней согласна, Влад. Невозможно спрятаться от самой себя. И нужно жить.

Елизаров вздрогнул, но Марина не заметила этого. Не заметила, что ее последняя фраза почему-то больно уколола его. Зрачки Владислава сузились.

— Ты права. И во сколько она вернется?

— Думаю, как обычно. Где-то через час.

— Хорошо, — Елизаров заставил себя улыбнуться. — Я пойду перекушу. Проголодался что-то. Не хочешь составить мне компанию?

— Нет, я сыта.

— Ну, как знаешь.

Он развернулся и направился в кухню.

— Влад?

Елизаров повернул голову.

— Да?

— Я тут наткнулась на интересную заметку в газете, — Марина спустила ноги с дивана, но вставать не стала. Поставила босые ноги на ковер и продемонстрировала мужу зажатую в руках газету. — Помнишь тех двух диспетчеров, которых уволили после катастрофы?.. Ну, когда погиб Сережа.

— Помню. И что? — взгляд Елизарова закаменел.

— Их убили. И того, и другого. Один журналист осветил этот момент небольшим абзацем в криминальной хронике. Высказывает предположение, что это мог сделать кто-нибудь из родственников погибших. На почве мести.

Ни один мускул не дрогнул на лице Владислава. Даже после того, как Марина закончила говорить, он продолжал стоять в той же позе и открыто смотрел ей в лицо. Однако мысли роем неслись у него в голове. Зачем она ему это сказала? Подозревает? Считает, что это может быть он? Проверяет его крепость духа?

Марина сидела и ждала его реакции. Нужно было что-то ответить.

— Очень может быть, — сдержанно бросил Елизаров. — И мне ничуть их не жалко. В конце концов, они были причастны к гибели нашего сына. Кстати, эта твоя заметка в очередной раз доказывает верность моей гипотезы.

— Какой гипотезы, Влад?

— Что правосудие все-таки существует… Высшее правосудие. И никому никогда не удастся его избежать. А я, с твоего позволения, пойду и поем, Мариночка.

Не добавив к сказанному больше ни слова, Елизаров скрылся на кухне и закрыл за собой дверь. Привалился спиной к дверному косяку. Затем поднял обе руки на уровень лица и принюхался. Кровью не пахло. Это хорошо. Руки Владиславу еще пригодятся. Чистые руки. Егор Старцев был лишь номером один в его новом списке…