Шрифт:
– Ты его, наверное, очень любишь, отца-то? – спросил Матвей.
– Конечно! А как же иначе? И знаешь что? – Маша вдруг понизила голос до шепота. – Я тебе скажу одну вещь… Я еще никому такого не говорила!
Маша произнесла эти слова так многозначительно, что Матвей, поневоле почувствовав волнение, перестал жевать:
– Какую вещь?
– Ты иногда бываешь чем-то на него похож. Ну, на папу моего.
– Чем же? – удивился Матвей.
– Ну, когда смотришь вот так… – Маша смешно нахмурила брови и попыталась придать своему лицу серьезное и сосредоточенное выражение. – Ну, словно вспоминаешь что-то очень важное и никак не можешь вспомнить. Папа тоже так смотрит иногда.
Матвей, которому сравнение с Машиным папой показалось необыкновенно приятным, произнес:
– А знаешь, я читал где-то, что девочки, которые любили в детстве своих отцов, вырастая, стараются найти себе мужа, похожего на папу. Конечно, они это делают так… неосознанно, что ли. Просто им нравится такой тип мужчин.
– А я похожа на твою маму? – спросила вдруг Маша.
Матвей, растерявшийся поначалу от этого вопроса, быстро нашелся:
– Конечно, когда пирогами кормишь!
Даже, скорее, не на маму, а на бабушку – та тоже пироги печет обалденные!
– Значит, я так старо выгляжу, что даже похожа на твою бабушку? – В голосе Маши вдруг зазвучала веселая угроза.
– Ну… – замялся Матвей.
– На бабушку, говоришь, да? – переспросила Маша, вставая с кресла.
Матвей заметил, что она вооружилась мягким диванным валиком, но предпринять ничего не успел: на его голову обрушился удар, потом еще, еще… Маша лупила его валиком, приговаривая:
– Значит, на бабушку я похожа? На старую такую старушку?
Закрывая голову руками и хохоча, Матвей свалился с кресла на ковер. Вид у его рассвирепевшей подруги был такой забавный, что Матвей от смеха даже не мог сопротивляться. Изловчившись, он все-таки поймал Машину ногу в мягком тапочке, сильно дернул… И девушка с визгом рухнула на него сверху. Некоторое время они, смеясь и пыхтя, боролись на ковре. Наконец Матвей сумел прижать Машу к полу. Та вдруг перестала сопротивляться. В комнате стало тихо. И в этой тишине Матвей вдруг услышал (или почувствовал?), как бьется сердце девушки. Маша лежала, зажмурив глаза. И Матвей поцеловал ее.
Поцелуй получился долгим – возможно, потому, что у Ермилова то ли от смеха, то ли еще по какой причине вдруг нормально задышал нос. И теперь Матвею не надо было прерываться, чтобы глотнуть воздуха. А когда этот бесконечный, как показалось Матвею, поцелуй закончился, Маша открыла глаза и произнесла:
– Я тебе скажу одну вещь, Ермилик. А ты молчи и слушай. Сегодня я видела тебя в школе с какой-то взрослой девчонкой. Вы так шли с ней по-деловому, рядышком…
Матвей хотел объяснить, что это была, наверное, Марина Княжич, что приезжала она в школу по делу, и так далее. Но Маша зажала ему рот ладонью:
– Я же сказала – молчи! Так вот, если я… увижу тебя еще раз… с какой-нибудь девицей… Ну, короче, ты понял! А если не понял, объясняю: я – жутко ревнивая! И еще – я очень ранимая и обидчивая. А теперь – отпусти меня. Забыл, что у нас еще уроки до конца не сделаны?
Глава 14
Прежде чем отправиться домой, Матвей позвонил маме:
– Ма, не волнуйся, я сейчас буду.
– Матвей, ты знаешь, который час? – Мамин голос в трубке звучал приглушенно, словно мама была сейчас где-то на краю света, а не в двух кварталах от дома Маши Копейко.
– Мам, да ведь еще десяти нет! – Прижимая трубку к уху плечом и разговаривая, Матвей одновременно завязывал шнурки ботинок. – А тут идти – две минуты! Ладно, не переживай! Пока!
– Волнуется мама? – спросила Маша, вышедшая в прихожую, чтобы проводить Матвея.
– Угу… – буркнул тот. – Все за маленького меня держит.
– Так ты всегда для нее будешь маленьким, – улыбнулась Маша.
– Я понимаю… – Матвей стоял уже в куртке и шапочке, готовый выйти на улицу. – Ну, пока?
– Пока… – Маша поцеловала его. – До завтра!
Матвей вышел из подъезда и направился к своему дому. На улице было темно и холодно. Снова шел снег, и снежинки кружились в тусклом свете фонарей. Вдруг Матвей заметил, что со скамейки неподалеку поднялся какой-то парень и нетвердой походкой направился прямиком к нему.
«Пьяный, что ли? – подумал Матвей. – Чего ему от меня надо?»
Между тем парень приблизился. И Матвей остановился, с изумлением узнав в этом явно нетрезвом пареньке Мишку Фрида.
– Мишка? Это ты?! – только и смог сказать Ермилов.
– Не знаю… – ответил Мишка совершенно каким-то не своим голосом. – Иногда мне кажется, что это – я. А потом пос… (тут Мишка икнул) посмотрю так… – Фрид наклонил голову, показывая, как он смотрит, – вроде нет, ни фига не я!
– Чего ты тут делаешь? – Матвей не мог оправиться от удивления. – Ты что, напился?
– Напился? Кто? – переспросил Мишка, ткнув согнутым пальцем себя в грудь. – Я?!
– Ну не я же! – ответил Матвей и подумал: «Ну вот еще, проблема на мою голову!»
– Ты, Ермилов, ни че-ерта не понимаешь! – заявил между тем Мишка, приобняв Матвея за плечи и заглядывая ему в глаза. – Ты думаешь, что Фрид – все? Сдулся?