— Понял, — повеселев, сказал Тихоня, разрывая блок. Вытащил одну пачку.

Подумав, распечатывать не стал.

— Камеру мне обещали подобрать для тебя приличную. После той свалки, в которой ты жил, эта покажется тебе санаторием. Телевизор, холодильник, все как положено. Я для тебя подарок приготовил, — хитро посмотрел Сан Саныч на притихшего Матвея, сунул руку в карман и положил на край стола тоненькую книжечку.

— Что это такое? — белесые брови Матвея удивленно вспорхнули, Улыбка Сан Саныча сделалась еще более располагающей.

— А ты открой да взгляни!

Матвей осторожно взял книжечку. На лицевой стороне был отпечатан герб Российской Федерации, а немного ниже большими буквами было написано: «Паспорт».

Матвей открыл книжицу и увидел собственную фотографию. Не казенную, какие можно встретить только в личном деле рецидивиста, а вполне цивильную. Лицо украшала располагающая улыбка. Интересно, в какой момент жизни они запечатлели его сияющую физиономию? И главное, где? Не на тюремном же дворике? А в графе «имя, фамилия» аккуратным каллиграфическим почерком было написано, что сия ксива принадлежит гражданину Украины Остапу Константиновичу Луценко, уроженцу города Львова.

Ничего себе дела!

— Это мой? — заметно волнуясь, спросил Матвей. Вот и предательская хрипотца в голосе появилась.

— Хм… Ну, не мой же! — Сан Саныч вытянул из рук Матвея паспорт. — Или себя не узнал?

— Нет, но…

— Безо всяких «но»! А теперь обговорим детали. Первое — за оставшуюся пару дней ты не должен делать никаких глупостей. Люди с тараканами в башке нам тоже не нужны. Понятно? — строго спросил он.

— Что ж не понять? — взгляд Матвея проследил за рукой Сан Саныча, которая безмятежно повертела паспорт, а потом равнодушно опустила его во внутренний карман пиджака.

Матвей невольно поморщился, как будто вместо обещанной амнистии его приговорили к пожизненному заключению.

— Через пару дней тебя должны будут перевести в Лефортово, как особо опасного преступника. Документы на твой перевод уже готовятся.

— И сколько же мне придется пробыть в Лефортове? — не скрывал своего разочарования Тихоня.

— Не перебивай, — строго произнес Сан Саныч, при этом его подбородок раздраженно дернулся. — И советую тебе впредь слушать меня внимательно. Тебе все ясно? — небольшие глазки Сан Саныча, наполненные арктическим холодом, впились в лицо Тихони и без труда отыскали его блуждающий взгляд.

— Да, — еле выдавил из себя Матвей, понимая, что у него не хватает воли противостоять круглым кабаньим глазкам своего нового знакомого.

Сан Саныч попросту был сильнее.

Точно такое же смятение испытывает более слабый зверь, повстречав матерого соперника на узкой тропе. Могучему самцу достаточно всего лишь поворота головы, чтобы слабовольный, поджав хвост, отскочил в сторону. В природе побежденного соперника добивают редко: даже у самого кровожадного зверя не хватит решимости перекусить артерию, подставленную под клыки в знак покорности. Роль невозмутимого чистильщика берет на себя дикая природа, отодвигая на задворки естественного отбора неудачников. Иное дело людские отношения, где сильнейший, не ведая о великодушии, запросто, безо всякого внутреннего содрогания, наступает на склоненную голову, взывающую к милосердию.

Сан Саныч знал о великодушии не понаслышке. И в то же время он был матерый зверь, сознающий собственную силу и обладающий немалыми возможностями.

— Вот и отлично, — сказал Сан Саныч, улыбнувшись. — Кажется, мы поняли друг друга. В Лефортове ты не пробудешь и часа, — едва ли не по слогам проговорил он. — Тебя будут перевозить в «луноходе», в нем ты сбросишь свою форму, — с нескрываемой брезгливостью показал он на засаленный ворот робы Матвея, — и наденешь простой серый костюм, который будет лежать на сиденье. У тебя пятидесятый размер?

— Да.

— Я так и думал, — удовлетворенно качнул головой Сан Саныч. — Будет момент, и ты выйдешь из «лунохода». У Госпитального моста тебя будет поджидать обыкновенное такси. Не пугайся, там наш человек. Он отвезет тебя туда, куда нужно, и считай, что твоя стажировка уже началась. У тебя есть вопросы?

— А меня не хватятся?

— Отвечаю… Ты будешь убит во время побега. И твой труп будет предъявлен и опознан.

Лицо Тихони болезненно поморщилось.

— Это как же?

— Не пугайся, — ухмыльнулся Сан Саныч. — Это будешь не ты. Скажем так, труп будет принадлежать твоему двойнику. У него будут даже твои наколки. — Он остановил свой взгляд на кистях Тихони, черных от выколотых перстней. — Все обойдется, как говорится, без особых хлопот. Труп сдан, труп принят. Лицо покойного будет обезображено до неузнаваемости, и опознавать тебя будут по особым приметам, а они совпадут полностью. И чтобы уж совсем не возникло ни у кого нареканий, в этот же день труп сожгут в крематории, а урну с прахом зароют где-нибудь на задворках кладбища. Тебя устраивает такой расклад?

— Вполне. Можно еще один вопрос?

— Спрашивай, — охотно разрешил Сан Саныч. Игра во всемогущего дядю его слегка забавляла. Несмотря на тюремные университеты, Матвей выглядел деревенским увальнем, тридцать три года пролежавшим на теплой печи. Не стоило даже объяснять, что для спецслужб подобная операция всего лишь семечки, так сказать, обыкновенная текучка, с которой сталкиваешься едва ли не ежедневно.

Все-таки приятно чувствовать себя всемогущим и знать, что за твоей спиной находится сильнейший аппарат подавления.