— А зря ты на меня обижаешься. Вон даже голос у тебя как-то недоброжелательно подсел. Я ведь тебя совсем не осуждаю. В жизни всякое случается. Люди, к которым тебя подсадили, тоже на ангелов не очень походили.

Как говорится, на войне как на войне. И чем же ты их, заточкой, что ли? — и, заметив изменившееся лицо Тихони, продолжал:

— Нет, ты не думай ничего такого, я не из кровожадности спрашиваю. Меня, скажем так, как специалиста интересует чисто технический вопрос. Если бы ты расстрелял их из пистолета, все тогда было бы понятно. Но заточкой… Это требует большого мастерства.

— Я не особенно старался, — фыркнул Тихоня, — просто жить хотелось.

— Желание понятное. Ладно, поговорим о деле. Ты не догадываешься, почему я здесь?

— Если не за тем, чтобы сделать меня стукачом, тогда почему?

— Я пришел сюда… по просьбе твоего друга Захара.

— Ах, вот как, кажется, у него случились неприятности по службе?

— Для арестанта следственного изолятора ты неплохо информирован.

— Все-таки не на необитаемом острове живем…

— Ты знаешь, что тебе грозит остров Огненный?

— Догадываюсь, не дурак. Три трупа на шее многовато, а если учитывать, что этим я еще и насолил администрации, можно гарантировать, какие характеристики отправят в суд.

Сан Саныч сложил руки на груди и произнес:

— Суда может и не быть. Матвей не выглядел удивленным:

— Ну да, конечно, мы живем в царстве гуманизма. Чего же мучиться бедному узнику? Просто однажды ко мне в хату ввалятся четверо амбалов. Один сядет на ноги, двое будут держать руки, а четвертый — спокойненько так, со знанием дела, начнет душить подушкой. А потом можно будет отписать письмо мамане, что, дескать, скончался от сердечного приступа. Я уже к такому раскладу готов…

— Ну, насчет мамаши ты, конечно, загнул. Насколько мне известно, ты вместе с Захаром в одном детдоме рос.

— Вижу… Сан Саныч, от вас ничего не скроешь.

— Это ты верно сказал. Знаю я и о том, что ты вместо него срок отмотал.

Матвей встрепенулся:

— Об этом никто не знает… вот разве что сам Захар рассказал.

— Не переживай, — мягким движением руки успокоил его Сан Саныч, — так оно и было. Захар нам все сам рассказал. Так вот, я тебе хочу сказать, у тебя есть возможность не только выбраться отсюда невредимым, но еще и начать свою жизнь заново, сменив привычки, имя, может быть, даже лицо. Наколки? — посмотрел он на пальцы Тихони, густо облепленные перстнями. — Можно вывести в косметическом салоне. Останутся всего лишь небольшие рубчики, совсем незаметные. Правда, я слышал, что это недешевое удовольствие, но новая жизнь стоит того. Тебя как, устраивает подобный расклад?

— И что же я должен за это сделать?

— А ничего особенного, — вяло отреагировал Сан Саныч, — точнее, то, к чему ты уже начал привыкать. Работенка не пыльная. Убить одного человека. Это тебе не заточкой направо и налево кромсать, когда кровь отовсюду фонтаном брызжет. Нажал себе на курок и получил все, что хотел.

— И что это за человек? Можно взглянуть на его фотографию?

— Вот это уже деловой подход, — энергично качнул головой Сан Саныч. — Вижу, что наши отношения развиваются по спирали. Фотографию я тебе дать пока не могу. И знаешь почему?

— Не доверяете? — Если бы не доверял, меня здесь просто бы не было. А потому, что стрелять ты пока не умеешь. Это тебе не ножичком размахивать. Этому, дорогой ты мой, нужно еще учиться. И учеба, хочу тебе сказать, будет самая серьезная. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Как же не понимать, — скривились губы Тихони в злой усмешке. — Как говорится, из огня да в полымя.

— Возможно. Но у тебя нет другого выбора. Ты будешь действовать не один, а с такими же гвардейцами, как и сам. Никаких вопросов им не задавать.

Друг друга вы будете знать только по кличкам. Абсолютная конспирация, тебе все понятно?

— Но я еще не дал согласия.

— Хм… мне показалось, что ты на все согласишься, только бы не гнить заживо на острове. Ну, так что, решайся. Если ты говоришь «да», то дня через три, в крайнем случае через неделю, ты получишь новенький паспорт, на котором только-только просохла тушь, и блестящие перспективы на всю дальнейшую жизнь.

— Хорошо, я согласен.

— А чтобы ты поверил, что я не шучу, как только переступишь порог тюрьмы, я дам тебе поговорить с твоим приятелем Захаром. Устраивает?

— Вполне.

Сан Саныч поднялся. Секунду помешкав, протянул руку:

— Ну что ж, до встречи.

Раздался робкий стук, и Шибанов, подняв голову, негромко произнес:

— Войдите.

Дверь распахнулась, и на пороге показалась красивая девушка в лейтенантских погонах. Елизавета Петровна. Или просто Лизонька. Черноокое двадцатидвухлетнее дитя с огромной, толщиной в мускулистую руку, косой.