– Почему?

– Это не Брукхейвен, Джорджия. Это обветшалое поместье, оно в полнейшем запустении. Ты должна понимать, на что идешь, выбирая меня в мужья.

Джорджия была напугана и даже не пыталась этого скрыть, однако сказала:

– Тогда поедем туда, и как можно скорее. И если там предстоит много работы, то мы решим, с чего лучше начать.

Дрессер нежно прижался щекой к ее волосам:

– Надеюсь, ты не переменишь своего мнения, когда увидишь все своими глазами. – Вдруг он отстранился, держа ее за руки, потом и руки отпустил. – Надеюсь, вслед за всем этим безумием настанут безмятежные дни и ты сможешь спокойно принять решение, без страха и тоски.

– Какой ты благородный, – жалобно сказала Джорджия. – Моего решения ничто не переменит. Видишь ли, вся беда в том, что я жить без тебя не могу, ужасный ты человек, и если нам предстоит жить в хлеву – да будет так!

Засмеявшись, Дрессер подхватил Джорджию и закружил в воздухе, но она нечаянно задела носком туфельки вазу, которая, пролетев по воздуху, метко угодила прямо в оконное стекло.

Он бережно опустил Джорджию на пол, и они уставились друг на друга, словно нашкодившие школьники. Заслышав шаги, Дрессер стремительно распахнул двери, и в комнату вбежала служанка, а следом чета Торримонд.

– Примите мои глубочайшие извинения, – сокрушенно произнес Дрессер, взглядом моля Джорджию о помощи.

– Он сильно разозлил меня, – сказала Джорджия. – Вот я и швырнула в него вазу. И промахнулась. Мне так стыдно, Лиззи. Я оплачу тебе ущерб.

– Боже, что за глупости! Однако… – Уголки губ Лиззи медленно поползли вверх, словно она что-то почувствовала, уловив искорки радости, все еще витавшие в воздухе. – Пойдем отсюда, пусть Бетси уберет осколки с пола. Не знаю только, что сегодня удастся сделать с окном.

– Сейчас лето, – засмеялась Джорджия. – Теплый ветерок – это даже приятно.

И в самом деле, теплый ветерок этой ночью был вовсе не лишним. Джорджия присела у окна – чувства переполняли ее, в голове роились мысли, и спать совершенно не хотелось. Она подозревала, что Дрессер тоже не спит, но идти в его комнату она не намеревалась. Сейчас самое время было спокойно все обдумать. Но как ни пыталась она сосредоточиться на перспективах деревенского житья, собственные слова звучали у нее в ушах. «Я жить без тебя не могу…»

Она взяла портрет Дикона и поставила на подоконник. Вначале ее огорчило, что лунный свет съел все краски и Дикон стал похож на призрака, но тут же подумала, что это к лучшему. Его нет больше в мире живых, и остается лишь молиться, чтобы ему было хорошо там, где он сейчас, – на небесах.

Дикон не хотел бы отмщения.

– Но ведь его непременно надо остановить, ты согласен? – спросила у портрета Джорджия. – Боюсь, что Селлерби как дурная собака: научившись кусаться, он будет кусать вновь и вновь, и если не меня, то кого-нибудь другого.

«Если это в твоих силах, – подумала она, обращаясь к Дикону, – то, где бы ты ни был, помоги нам положить этому конец! Я беспокоюсь за Перри, хоть и знаю, что он начеку. Я боялась бы и за Дрессера, если бы он не был здесь, со мной. Пожалуйста, не допусти, чтобы опасности подверглись Лиззи и ее семья!»

В лунном свете что-то блеснуло. На какое-то мгновение ей почудилось, что это знак свыше – весточка от Дикона, – но тут она заметила осколок стекла, застрявший в оконной раме. Кто-то убрал разбитое стекло, но кусочек остался.

Джорджия попыталась его извлечь, но осколок сидел крепко. Попытавшись вновь, она до крови порезала палец.

– Идиотка! – пробормотала она и засунула палец в рот.

Однако это пробудило опасные воспоминания, и она решительно отправилась в постель.

Следующим утром Джорджия проснулась рано, задолго до появления Джейн с утренним шоколадом и водой для умывания. Как же редко приходилось ей прежде видеть едва занимающийся рассвет и как много она потеряла! Она распахнула настежь створки окна и с наслаждением, всей грудью вдохнула восхитительно пьянящий воздух. Она улыбалась, слушая птичье пение, и любовалась капельками росы на паутине – они сверкали, словно алмазы в английской короне.

Зрелище было поистине ослепительное.

И тут она заметила, что какой-то молодой человек в одежде слуги – видимо, садовник – снизу смотрит на нее, ухмыляясь. Перехватив ее взгляд, он почтительно склонился и тотчас куда-то заспешил. Джорджия отпрянула от окна, но поневоле рассмеялась, вспомнив пристальный взгляд садовника.

Она по-прежнему привлекает взоры мужчин!

Джорджия тщетно искала в своей душе ощущение вины и досады, но пока ничего такого не обнаруживала. Отныне ей надлежит быть осмотрительной, и если флиртовать, то лишь невинно и только с пожилыми джентльменами. Ведь она станет женой Дрессера.