– А как его звали? – спросила она.

– Конкистадор. Так звал его я, хотя по-настоящему он именовался Гомером, – но для десятилетнего парнишки это было чересчур.

– Я люблю лошадей, но никогда особенно не жаловала верховую езду.

– Возможно, вам понравилось бы ездить по-мужски, – предположил Дрессер.

– Кто знает, – улыбнулась Джорджия.

– Теперь Дрессер – моя собственность, – ему отчего-то очень важно было сейчас это подчеркнуть, – теперь это мой дом, и заниматься им – мой святой долг.

– Вот это я как раз прекрасно понимаю. Надеюсь, это доставляет вам радость.

«Только когда я представляю себе, что ты живешь там», – едва не вырвалось у него.

– Надеюсь, сам по себе Грин-парк не навевает горестных воспоминаний? – вместо этого спросил он.

– Знаете, это даже занятно. – Джорджия воспрянула духом. – Разумеется, он вовсе для меня не потерян. Я могу гулять здесь, как прежде, и наслаждаться, как встарь! Спасибо вам: вы убедили меня, что остается еще множество радостей: парки, театры, магазины, приемы при дворе… Как глупо скорбеть о потерях, когда вскоре весь Лондон вновь будет у моих ног! Нужна сущая безделица – вступить в новый брак.

Как он и предполагал, она стремилась вернуть себе то, что имела. Он уверен был, что, если бы это было в ее силах, она вернула бы себе и дом на Биллинг-роуд, и «Сан-Суси»… Однако это было так же немыслимо, как ему – вернуть безвозвратно потерянную красоту лица.

Когда же она наконец это осознает? Впрочем, еще слишком рано, одернул он себя.

– Я присматриваю себе в мужья герцога, – тем временем щебетала Джорджия. – Как мне хочется сделаться герцогиней! Наверное, мне не следовало бы так откровенничать с вами, но мы ведь друзья, не так ли?

Это ее «друзья» сейчас подразумевало «всего лишь друзья», и именно это хотела она подчеркнуть. Джорджия Мейберри умница, вовремя поняла, что их доверительная беседа разрушила невидимый барьер, и теперь спешно выстраивала его заново.

– Почту за честь быть вашим другом, леди Мейберри. – Дрессер поклонился и прибавил: – Всегда.

И это было правдиво. Дружба в браке – его идеал.

– Как это прекрасно! К тому же вы так похожи на моего брата Перри… ну, на достопочтенного Перегрина Перримана. – Похоже, и это сказано было не без умысла, из друга он тотчас стал почти братом. – С ним я могу говорить о чем угодно, и мало кто на свете так понимает меня. Он всецело разделяет мою любовь к городу, придворным увеселениям, моде и театру…

Стена стремительно укреплялась, кирпичик за кирпичиком… Похоже, этот чертов Перегрин Перриман такой же шалопай, как и его покойный кузен Сейди. И этот, верно, просаживает кучу денежек на модные платья.

Впрочем, к тому же привыкла и Джорджия Мейберри. Ждет не дождется, когда сможет вернуться к прежним привычкам.

И каждое ее слово ложилось, словно увесистый кирпич, в разделяющую их стену.

Джорджия так увлеклась плетением словес, призванных начисто лишить лорда Дрессера ложных надежд, что заблудилась.

– Ах, резиденция ее величества… Впрочем, полагаю, вам это известно.

– Однако внутри мне не приходилось бывать, – сухо сказал Дрессер.

– Но ведь при дворе вы бывали? В Сент-Джеймсском дворце?

– Да.

– Ну разумеется, бывали, прошу простить меня. Понять не могу, отчего я суечусь вокруг вас, словно утка вокруг единственного утенка.

Дрессер искренне рассмеялся:

– Мне нелегко представить себя маленьким и пушистым, однако можете сколько угодно суетиться вокруг меня!

– Опасное предложение, Дрессер. Ведь я могу начать скармливать вам червячков.

– Из вашего клювика, леди Мейберри, я и червячков ел бы с превеликим наслаждением!

Джорджия засмеялась в ответ – однако их отношения, похоже, вновь развиваются в неправильном направлении.

– Я слишком добрый друг вам, – произнесла она со значением, – чтобы подвергнуть подобной пытке.

– А я настолько добрый друг вам, что беззастенчиво позволяю себе вас поддразнивать.

– А как друзья величают вас, милорд?

– Дрессер.

– Но каким именем нарекли вас при крещении? Вы же не Дрессер Дрессер, в самом деле!

– Разумеется, нет.

– Тогда как же вас зовут?

– Ну, для того чтобы мне вам открыться, мы должны стать куда более близкими друзьями.

– Вы ужасный человек! Теперь меня замучает любопытство… Позвольте, я догадаюсь сама. Том? Дик? Или Гарри?

– О, как банально…

– Тогда Мафусаил.

– Полагаете, родители прочили мне легендарное долгожительство?

– Может быть, Лазарь?