– Не будем забывать о таком низменном человеческом проявлении, как трусость, – возражает Геббельс. – Это проявление не имеет ничего общего с простым животным инстинктом самосохранения, поскольку человек, в отличие от животного, обладает разумом, способным к продуктивному анализу. Тем и постыднее для таких высокоинтеллектуальных людей спасаться бегством, подобно зверю. Я не устану повторять, что он поступил как трус.

– Надеюсь, история будет столь же справедлива, как и ты, дорогой Йозеф.

Гитлер поднимает с журнального столика машинописный лист, достает из кармана своего серого кителя очки и, подставляя листок свету, принимается читать. Затратив одну минуту, он кладет бумагу обратно и снимает очки.

– При всей своей чувствительности, люди творчества подчас до безобразия недальновидны, – продолжает разговор Гитлер. – Наделяя их острыми чувствами, Всевышний выдает им лишь один выигрышный билет, лишая всякого восприятия истинных масштабов происходящего. Бедняга Альберт покинул наше движение слишком рано. Я так хотел видеть его рядом с собой, когда Империя вновь возродится.

Геббельс знает, о каком «возрождении» говорит фюрер. До определенного момента, дела шестого континента ему были известны лучше, чем кому бы то ни было. Однако межконтинентальная связь между Германией и Антарктидой не функционирует уже несколько месяцев. Руководство рейха не знает, как обстоят дела у тамошних жителей. Сам Геббельс склонен считать, что тамошние руководители попросту наплевали на проблемы немецкого рейха и, заблокировавшись во льдах, взяли курс на выжидательную позицию. Шеф имперской пропаганды давно не питает никаких искренних надежд на спасение. Он скорее готов поверить, что величайший полководец всех времен и народов, его горячо любимый Адольф Гитлер припас где-нибудь парочку не тронутых войной армий, которые в самый трудный момент придут на помощь, чем в то, что антарктическая колония как-то повлияет на ситуацию.

– Мартин обещал наладить связь и оповестить Антарктиду об истинном положении дел в Германии, – говорит Гитлер. – Быть может, наша судьба им еще небезразлична.

– Неужели мы хотим ценой собственных жизней проверить степень нашей значимости в том, новом мире? – возмущается Геббельс.

– Другого выхода нет. – Гитлер поворачивается к собеседнику и на полтона тише продолжает: – Я намеренно тянул время. – Что-то в его глазах вспыхивает, но моментально угасает. – Они много лет твердили о моей величайшей значимости. Пришел момент проверить, чего стоят эти слова! – Он принимает исходное положение. – Несмотря ни на что, это была моя война. Пускай она закончилась поражением, но её величие, её масштабность, навсегда останутся в истории. Если сегодня те, кто все эти годы обещал стоять со мной плечом к плечу, не придут, я покину этот мир с честью!

– Понимаю, – кивает Геббельс, – это проверка веры на прочность. Но ведь цена слишком высока. Словно крысы с тонущего корабля, от нас уже бежали люди, которых мы считали лучшими из лучших. Которые были светом надежд нашего государства. Может быть, не поздно изменить решение?

– Один оставшийся в наших рядах стоит десяти сбежавших. Все, Йозеф, мы достаточно говорили об этом. Из Берлина я не уйду. Этой ночью я продиктовал свое политическое завещание, а сегодня днем я намерен пустить себе пулю. Отныне я запрещаю это обсуждать!

Блонди громко зевает. Гитлер поднимается с кресла и идет к выходу, Геббельс смотрит ему вслед. В эту секунду в дверях раздается стук. Гитлер самостоятельно отталкивает стальную створку и видит перед собой своего чем-то встревоженного адъютанта.

– Что стряслось, Отто?

– Кое-кто срочно хочет вас видеть.

– Кто?

– Лабберт Голдхабер.

Гитлер внутренне радуется, ведь прибывший человек являет собой спасение. Однако фюрера разрывают противоположные чувства. Зачем здесь оказался сам рейхскомиссар антарктической колонии? Разве нельзя было послать кого-то другого? Может, антарктической базы больше не существует, и её наместник прибыл сюда, чтобы в этом раскаяться?

– Немедля впустить! Я буду здесь.

Высокий адъютант кивает и убегает.

Гитлер возвращается в кресло. Доктор Геббельс выжидающе смотрит.

– Сейчас судьба преподнесет нам подарок, – говорит Гитлер. – И либо он окажется пустым, либо потрясающе ценным. – Он закрывает глаза и в победном жесте возносит над головой кулак.

Адъютант Отто Гюнше впускает гостя в комнату. После светлого коридора глаза Лабберта несколько секунд привыкают к полутёмному помещению.

– Хайль, мой фюрер! – приветствует Лабберт прохаживающегося по центру комнаты Гитлера.

Фюрер пожимает гостю руку и зачем-то делает это дольше, чем нужно, при этом всматриваясь ему в глаза.

– Почти шесть лет прошло с момента нашей встречи, – вспоминает Гитлер. – Рад снова увидеть вас. Помните то предостережение, с которым вы ко мне обратились? Так вот, благодаря ему я до сих пор жив. Проходите, присаживайтесь.

Лабберт видит, что в комнате, кроме Гитлера и путающейся под ногами собаки, есть третий: в кресле притаилась маленькая фигурка министра пропаганды.

– Приветствую вас, доктор Геббельс!