Шрифт:
Итак, «Божественная София стала Софией тварной» [369] . Это Божественный кенозис, самоумаление Божества; и, следовательно, существование тварной Софии есть вечный и неопровержимый знак ценности творения. В «Утешителе» (1936) Булгаков подтверждает это: «Восприимчивость материи к духу должна была иметь своим предварительным условием нисхождение Духа в творение, Его кенозис в творении. В творении с самого его начала был Дух Божий: в этом смысле оно духоносно, хотя эта духоносность знает свою меру» [370] .
369
Ibid., с. 149.
370
Sergius Bulgakov, The Comforter. Trans. Boris Jakim, Michigan, 2004, р. 221.
Несмотря на грех, на неподатливость материи и даже на ее сопротивление, «Дух [не] предоставляет ее своей судьбе; Он обитает в творении и поддерживает бытие» [371] . Однако возникает вопрос: идентично ли Божественное в творении с Божественной Софией? Здесь лежит причина разделения между Софией Божественной и Софией тварной:
«Едино и тождественно по своему содержанию (хотя не по бытию) все в божественном и тварном мире, в Божественной и тварной Софии. Единая София открывается и в Боге, и в творении» [372] .
371
Ibid., с. 206.
372
Агнец, с. 148.
Тварная София присутствует в Софии Божественной и едина с ней потенциально, но не актуально. Тварный мир существует во времени и пространстве, в нем нет элементов, безразличных для человечества или для Бога. Тварная София должна войти в полноту надвременности. Возвращаясь к словам Лонергана: история имеет значение, потому что во временное существование мира входит Бог.
«Становление» тварной Софии – это подтверждение как возможности для мира входа в вечность, так и неспособности мира охватить эту вечность в полной мере. Ибо мир «вышел из рук Творца не только как завершенная данность, но и как незавершенная заданность, которая должна исполняться в мировом процессе» [373] .
373
Ibid., с. 183.
Поэтому мировой процесс нельзя назвать ни эфемерным, ни механистическим и материалистическим явлением.
«Становящийся мир должен в своем становлении пройти долгий путь мирового бытия, чтобы отразить в себе лик Божественной Софии. Последняя, будучи основанием мирового бытия, его энтелехией, находится лишь в потенциальности, которую мир сам в себе должен актуализировать» [374] .
Эта задача лежит на человечестве, которое, в свободе и любви [375] , проживает онтологическую взаимозависимость, лежащую в основе человеческого бытия. Следовательно, «чрез человека приходит в мир
374
Ibid, с. 149.
375
Ibid, с. 164. Здесь Булгаков объясняет, что «Любовь есть свободная необходимость, необходимость как свобода».
Божественная жизнь» [376] . Эта самоактуализация через свободу входит в самую суть тварности. «Природа есть natura, то есть то, что становится собой, находится в процессе становления. Развитие – синоним жизни» [377] . Булгаков одобрительно отзывается даже об эволюционной теории: хотя сама она, по его мнению, «беспомощна и неудовлетворительна», ее «фундаментальная интуиция развития совершенно верна» [378] . Причина позитивных оценок человеческой науки и других областей человеческой творческой деятельности – в том, что за ними стоит Святой Дух, хотя его присутствие и умалено человеческой свободой [379] . Мы никогда не можем утверждать, что человек или тварная реальность действуют вне взаимодействия с Богом. Мир одновременно божествен «в своем софийном основании» и «внебожествен в своей тварной ограниченности» [380] . Чем более мир и человечество сознают свою тварность, чем более понимают, кто они и что они, тем лучше видят основание своего бытия в Боге и возможность самоактуализации как отражения их Божественного Творца.
376
Ibid., с. 187.
377
Comforter, р. 207.
378
Ibid., с. 208.
379
Ibid., с. 209.
380
Ibid., с. 200.
Нигде этот процесс самоактуализации и синергетического взаимодействия с Богом не сосредоточен так полно, как в жизни Церкви. Именно в Церкви созданы условия, благодаря которым человечество может понять значение Богочеловечества и привести мир к преображению [381] . Ибо «Церковь есть дело Воплощения Христова, и само Воплощение» [382] . Более того: Церковь – не просто дело рук Божиих, она «сотворена и не сотворена, имеет временные и вечные стороны» [383] .
381
Sergei Bulgakov, Social Teaching in Modern Russian Orthodox Theology, Chicago: Siabury Western Theological Seminary, 1934, р. 15. См. также в The Orthodox Church.
382
The Orthodox Church, р. 11.
383
Social Teaching, р. 12.
В этом, как и во всем другом, проявляется софийная взаимосвязь Божественного и тварного: Церковь находится на пересечении Божественной и тварной Софии.
Острое чувство истории, проявляемое у Булгакова в теме борьбы Церкви за догматические и вероучительные формулировки, помогает ему понять, что Церковь в своем учении также развивается. На первых страницах «Агнца Божия» Булгаков ясно указывает, что Халкидонский догмат был лишь решением исторической проблемы: да, он стал нормативом, но это не значит, что он не нуждается в дальнейшем истолковании и уточнении. Подобным же образом и в «Утешителе» он показывает, что Никео-Константинопольский символ веры при всей своей нормативности не является исчерпывающим [384] : недостаток ясности в вопросе об исхождении Святого Духа, допускающий «двоякое истолкование» [385] и приведший к историческим конфликтам между восточным и западным христианством, ясно показывает его «историческую неполноту» [386] . Церковь живет во времени и, следовательно, должна мириться с некоторой неясностью своего вероучения. «Исторически догматы кристаллизировались в богословских высказываниях, ответах на определенные вопросы, обладающих определенной проблематикой. Следовательно, их нельзя рассматривать в отрыве от богословия, которое, в свою очередь, тесно связано с философией своего времени» [387] . По Булгакову, Церковь строится на нормативной догматике, однако постоянно стремится понять, объяснить и истолковать ее в различных исторических контекстах. Хотя основание Церкви «заложено Богом», она существует во времени, и временной процесс требует постоянно углублять понимание уже имеющихся догматов и, при необходимости, принимать новые [388] . Следовательно, Церковь должна принять и существующее в ней напряжение, и даже очевидные противоречия – все это неизбежно, если живешь в истории. Церковь «развивается в процессе поисков, в беспокойных битвах мысли и встревоженного сознания, как волнение Духа Божия в человеческих сердцах… История изводит новые побеги из вечнозеленого древа Церкви в вечном самообновляющемся творческом горении ее жизни – жизни, твердо укорененной в церковном учении и предании» [389] .
384
Comforter, р. 87.
385
Ibid., с. 76.
386
Ibid., с. 92.
387
Constantin Andronnikof, «Afterword», в Sergius Bulgakov, The Holy Grail & the Eucharist. ^ans. BorisJakim N. Y., 1997, р. 143.
388
S. Bulgakov, Dogma and Dogmatic Theology, р. 76.
389
«The Soul of Socialism», в Williams, р. 237.
Церковь Булгакова – Церковь соборности, управляемая «законом любви, самоотвержения, послушания… Церковь есть Тело Христово, организм, составленный из множества различных членов» [390] .
Это временное, участвующее в историческом процессе воплощение Богочеловека. Церковь исторична и должна ответственно действовать в истории. Предвосхищая слова нынешнего римского понтифика, Булгаков подчеркивает важность для Церкви социально-этической позиции, согласно которой «труд должен быть защищен от беззаконной эксплуатации, и справедливость требует, чтобы его плоды становились вознаграждением для самих работников, а не приносились в жертву власти капитала» [391] . Церковь для Булгакова – сила, активно действующая как в истории, так и в процессе преображения мира.
390
Sergius Bulgakov Церковь и демократия. Moscow 1917, р. 13. Cied in translation in Catherine The Cross &The Sickle: Sergei Bulgakov and the Fate of Russian Religious Philosophy, 1890–1920, Ithaca, 1997, р. 202.
391
The Soul of Socialism, р. 238.