Софиология Булгакова и последующее развитие в его работах богословской антропологии, экклесиологии и экуменического богословия являются важными достижениями православной богословской мысли. Корни их лежат не в еретическом свободомыслии, как полагали его оппоненты, но скорее в глубоком и проницательном размышлении над православной традицией, дошедшей до нас как в письменных текстах, так и в литургической реальности. Основа их – Халкидонское утверждение Богочеловечества. Почва их – опыт самоуничижающейся Божественной Любви, нашедшей свое высшее проявление в Воплощении. Жизнь их исходит из животворящего Духа Святого, который «везде присутствует и все наполняет». Булгаков призывает христианскую общину обнять все человечество и весь мир, который несет на себе не просто «отблеск божественного», но знак Самого Божества. Благодаря этому знаку мы, вопрошая собственную тварность, способны понять свое Божественное призвание и преобразиться – не ради себя самих, но ради всего творения – в истории и через историю. Софиология Булгакова являет собой православный ответ на «католический историцизм», описанный Лонерганом, и на позднейшее признание, что Церковь существует в историческом процессе самоактуализации. Более чем за три десятилетия Булгаков предвосхитил революционные идеи римо-католического аджорнаменто; однако православным мыслителям еще только предстоит открыть для себя его глубокие идеи.

Перевела с английского Наталья Холмогорова

В 2004 году отмечены, пусть и не особенно громко, два юбилея – двух Сергиев, двух богословов и церковно-общественных деятелей: 60 лет со дня кончины патриарха Сергия Страгородского и протоиерея Сергия Булгакова (1944). Это совпадение побуждает задаться вопросом, что общего и различного было в жизненном пути того и другого, что их сближало и разъединяло?

Родились они соответственно в 1867 и 1871 годах, и оба происходят из священнических семей. Практически одинаково их начальное духовное образование: Иван Страгородский закончил Арзамасское духовное училище, Сергий Булгаков – Ливенское. Оба поступили и в семинарии: Страгородский в Нижегородскую, Булгаков – в Орловскую.

Дальше пути их ощутимо расходятся. Будущий патриарх поступает в Санкт-Петербургскую духовную академию, а Булгаков не заканчивает семинарию, оставляет духовную стезю и уходит в Елецкую гимназию. Здесь он, по собственному признанию, «сдает позиции веры, не защищая» [407] . Его новой верой стал «научный социализм». Гимназия затмила семейное воспитание и бурсацкую премудрость. У Булгакова начинается путь исканий в плане общественной жизни, социальных реформ. Он с головой погружается в марксизм, приобретает расположение Г. В. Плеханова, встречается за границей с А. Бебелем и К. Каутским.

Таким образом, к середине 90-х гг. XIX века Булгаков и Страгородский оказываются наразных полюсах духовной и общественной жизни. Последний в 1890-м принимает монашеский постриг с именем Сергий, в 1896-м защищает диссертацию «Православное учение о спасении», а Булгаков пишет исследование «О рынках при капиталистическом производстве» (1897).

Создается впечатление, что в Сергии Булгакове с гимназической скамьи начал проявляться некий нонконформизм, или, если угодно, диссидентство – стремление противостоять данности, «сущему» (традиции, властям и т. п.) в поисках чего-то иного, «должного», может быть, смутно сознаваемого идеала свободы. Иными словами, похоже, что он по своему характеру был революционером. «Отрицая всеми силами души революционность как мировоззрение, – писал сам о. Сергий, – я остаюсь и, вероятно, навсегда останусь “революционером” в смысле мироощущения» [408] .

Можно, на первый взгляд, предположить, что Сергий Страгородский, напротив, – как раз типичный конформист, консерватор, все принимающий и «ничесоже вопреки глаголющий». Однако его диссертация, направленная против господствовавшей юридической теории искупления, тоже в свое время наделала много шуму. И преподавать православную догматику на японском языке без некоторого творческого дерзновения также вряд ли бы ему удалось. Хотя, разумеется, в своих дерзаниях Сергий Страгородский был не столь «широк» и не покидал границ церкви.

Известное сближение позиций двух Сергиев намечается уже в первые годы XX века.

В 1901–1903 гг. в Санкт-Петербурге организуются религиознофилософские собрания, и в роли их председателя, уже в качестве епископа Ямбургского и ректора Духовной академии, выступает именно Сергий Страгородский… Эти собрания – знаменательная попытка найти общий язык между представителями ищущей интеллигенции и церковью, и весьма показательно, кого она делегировала на столь сложное и ответственное дело. Активными участниками этих собраний были Д. С. Мережковский, З. Н. Гиппиус, В. В. Розанов, Д. В. Философов, В. А. Тернавцев, Н. М. Минский, П. П. Перцов и др.

По духу С. Н. Булгаков в начале века уже близок участникам этих встреч, во всяком случае, со стороны светских интеллектуалов. Он как раз в это время разочаровывается в марксизме, публикует в сборнике «Проблемы идеализма» (1902) программную статью «Основные проблемы теории прогресса», увлеченно пишет о «религиозных вождях нации» – В. М. Васнецове, Вл. С. Соловьеве, Льве Толстом и Достоевском.

Таким образом, он вновь входит в круг религиозных исканий, но это еще не означает его возвращения в церковь. Его религиозность по-прежнему революционна: в октябре 1905 он выходит на улицы Киева с красной розеткой в петлице, воспринимая этот символ «вполне мистически». С 1906 он сближается с «Христианским братством борьбы» Свенцицкого и Флоренского.

Общая тема, которая волновала в это время всех – созыв Поместного собора (который не было возможности провести более двухсот лет), необходимость внести изменения в отношения церкви с государственной властью. И Булгаков активно выступает в печати по церковно-общественным темам. «К вопросу о церковном Соборе», «Духовенство и политика», «Горе русского пастыря», «Церковный вопрос в Государственной Думе» – таковы названия лишь некоторых его статей, появившихся в 1906–1907 годах.

Епископ Сергий также включился в обсуждение этих вопросов. Уже в своей речи в Санкт-Петербургской духовной академии 17 февраля 1905 г. он говорил о неизбежных и, возможно, трагических переменах в жизни церкви ввиду ожидавшегося объявления Указа о веротерпимости. Он отстаивал идею восстановления патриаршества [409] , предлагал реформы богословского образования и упразднение духовного сословия, считал необходимым на предстоящем Соборе «обсудить вопрос об упрощении богослужебного славянского языка и о предоставлении права, где того пожелает приход, совершать богослужение на родном языке» [410] . Он предлагал также сократить богослужение за счет повторений, перейти, где это целесообразно, на Грегорианский календарь, разрешить повторный брак священникам, овдовевшим в возрасте моложе 45 лет [411] . Он считал необходимым вернуться к древней церковной традиции и предоставить право каждой епархии избирать себе епископа, причем, по его мнению, епископами могли быть и лица белого духовенства без принятия монашеского сана [412] .