Что касается положительных ответов, то наибольшее количество не среди людей, а среди предметов, что ли, или событий получили еще не состоявшиеся зимние Олимпийские игры в Сочи. А среди людей — президент Путин, 9 % назвали его предметом гордости.

Вообще цифры, надо сказать, не то, чтобы очень мощные, и не дающие повода для оптимизма.

…

В общем, я решил воспользоваться сегодняшней программой, чтобы высказаться по этому поводу. И конечно, напомнить всем старую римскую пословицу: «Vox populi vox Dei», «Глас народный — глас Божий.

Удачи вам».

Трудно не заметить в выданном журналистом тексте некоторого торжества — «смотрите, даже народ говорит, что ему нечем гордиться! А голос народа — голос Божий!»

Есть только один нюанс: а кто создает для опрашиваемого народа информационное поле? Кто сообщает народу о том, есть у него, чем гордиться или нет? Уж не Владимир ли Владимирович Познер?

А кто у нас снимает историческое кино, которое рассказывает народу историю этого самого народа, а следовательно, сообщает народу о том, кто он такой?

А не из учебников ли истории черпают свои представления об истории зрители и творцы?

А кто у нас отвечает за представления народа о прекрасном? Случайно не люди искусства? А кто этих людей находит и предъявляет их творения народу — не работники ли музеев, галеристы и коллекционеры?

То, что происходит, — это попытка отобрать у маленькой, но сплоченной кучки людей монополию на создание культурного пространства, которое является точно такой же реальностью, как дома, дороги и заборы, и на которое точно так же распространяется закон «разбитых окон».

Проще говоря, расписанную нехорошими словами, испачканную и замусоренную Родину куда труднее обустраивать и намного легче предать и бросить. В такой Родине намного легче воровать и пилить, чем честно жить и работать. В ней намного труднее завести семью и детей, нежели спиться. И так далее.

Но дело не только в законе разбитого стекла. Все еще глубже.

Человек — часть мира, а мир — часть человека. Помните, у Льва Николаевича Толстого в «Войне и мире» был замечательный момент, когда осознание своего единства с миром просыпается у Пьера?

«Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! — думал Пьер. — И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам».

Что делает нас такими, каковы мы есть? То, с чем мы связаны. С чем наша связь наиболее прочна? С тем, что мы изменили или создали. Это круговорот творения, в котором мы преображаем мир, а мир преображает нас. Наши отношения создают нас, формируют, заставляют расти, меняться, взрослеть, приобретать совершенно новые, ранее небывалые у человека качества.

Эрнесто Гевара, известный как Че, говорил: «Рискуя показаться смешным, хотел бы сказать, что истинным революционером движет великая любовь. Невозможно себе представить настоящего революционера, не испытывающего этого чувства».

Человек, строго говоря, — это звук, производимый струнами, натянутыми между его сознанием и внешним миром. Каждая струна тянется к чему-то, с чем наша душа связана, и чем больше этих связей, тем сложнее и насыщеннее музыка. То есть человек. Чем прочнее эти связи, тем мощнее аккорд мы способны выдать во Вселенную, заставляя мир повторять нас как эхо.

Все это происходит только в том случае, если нас настроить. Но как это сделать? Если мы являемся отражением мира, а мир — нашим отражением, то мы находимся в замкнутом круге, из которого не выйти. Бытие определяет сознание, сознание контролирует и меняет бытие, и так по кругу.

Мы обречены вечно воспроизводить своей жизнью все тот же обгаженный и разрисованный забор, возле которого выросли. Были бы обречены, вернее, — если бы не умели мечтать. Мечтать о другом, лучшем мире, других, более совершенных нас, да хотя бы о более чистом и аккуратном заборе. Умение мечтать вырывает нас из вышеописанного круговорота обреченности. Мечта приходит к нам из мира идеалов — наших представлений о том, как все должно быть, из наших представлений о сути вещей — о том, что такое мир, что такое забор, что такое мы, что есть человек.