Прошла неделя, и ничего особенного не случилось. Дважды звонил Бисли, спрашивал, нет ли чего от Гарриэт. Я сказал, что Гарриэт пока не звонила, что я не знаю, когда она вернется, и что, как только я получу от нее какие-либо сведения, немедленно сообщу ему.

Над городом прошла гроза, было хмуро и холодно. Я почти каждый день заходил в уютный бар, где мы бывали вдвоем с Гарриэт. Пил двойное виски со льдом и возвращался домой. В «Нью-Йорк Пост» прочел, что сенатор Флинн обвинил правительство Доминиканской Республики в похищении доктора Хесуса Фернандеса де Галиндеса и представил доказательства своей правоты.

Вслед за этим представитель Доминиканской Республики выразил удивление, что мистер Флинн, всеми уважаемый человек, защищает такого опасного преступника, как Галиндес, ужасного коммуниста и вора, который перед отъездом из Республики ограбил кассу Доминиканского Министерства Труда.

«Правительство Доминиканской Республики, — читал я в «Дейли Миррор», — готово представить доказательства, что Галиндес совершил кражу. Если мы до сих пор не ставили об этом в известность федеральную полицию США, то лишь для того, чтобы дать вышеупомянутому преступнику возможность начать новую, благонамеренную жизнь». И далее: «Мы сомневаемся в чистоте побуждений и порядочности любого члена конгресса, который в период усилившейся коммунистической агрессии на нашем континенте, осмеливается защищать кого-либо из красных заправил».

О похищении Галиндеса в этом полуофициальном заявлении не говорилось ни слова. Газета «Сан» в редакционном примечании требовала от ФБР энергичного расследования и публичного отчета обо всех обстоятельствах похищения Галиндеса, напоминая, какие громадные суммы предусмотрены в государственном бюджете на содержание ФБР. «Мы хотим знать, за что платим деньги!»

Я вырезал эти статьи и сунул их в уже порядком разбухшую папку, в которой собирал заметки и публикации, касающиеся Доминиканской Республики. Я чувствовал, что мне это понадобится, что я туда еще поеду — какая-то сила заставит меня это сделать.

Вечером я получил письмо от Гарриэт.

«Майк, дорогой мой, я совершенно случайно встретила в Сьюдад-Трухильо мистера Дж. Л. М., — знаешь, того человека, о котором ты говорил со мной. Не сердись, что я пишу об этом в письме, но я нахожусь в Буэнос-Айрес, где нам придется провести дня три, а то и больше — нужен ремонт. Этот Дж. Л. М. — симпатичный парень и наверняка не имеет ничего общего с теми драгоценностями — ну, ты знаешь, о чем я говорю.

Я узнала кое-что интересное для тебя. Дж. Л. М. рассказывал мне о той аварии на Дженерал-Эндрьюс, как ты и предвидел (ты, однако, хорошо знаешь людей, Майк!) и говорил, что пилот, который летел вместе с ним, чуть не умер со страху. Я только не знаю, откуда Дж. Л. М. летел с этим доминиканским пилотом — это был доминиканец — и не знаю, был ли еще кто-нибудь в его самолете, я не могла так открыто выпытывать. Но я, наверное, еще увижусь с ним и, если узнаю что-нибудь, немедленно сообщу тебе.

Когда я уже собиралась уйти из аэродромной столовой, где мы встретились, как раз пришел тот доминиканец, который так перетрусил, когда Дж. Л. М. садился без шасси. В их экипаже он первый пилот, имя его Октавио, а в фамилии есть что-то вроде «де ла», как у французов. Этот Октавио «де ла» немного похож на китайца, но глаза у него раскосые. Он невысокий, худой, У него очень маленькие руки. Возможно, это и есть тот человек, которого ты ищешь, по нему видно, что он смог бы это сделать — знаешь, с этими драгоценностями.

Целую тебя, дорогой. Я часто думаю о нашем последнем разговоре, и предпоследнем, и должна тебе сказать, что…»

Дальше шло все то, о чем Гарриэт говорила мне уже много раз.

Я позвонил Бисли. Он попросил, чтобы я приехал к нему с письмом Гарриэт.

Он внимательно прочел письмо и сказал, что уже Знает, как зовут пилота, с которым летел Мерфи: Октавио де ла Маса. Человек с такой фамилией был вместе с Мерфи в том кабаре, где работает наш агент-танцовщица. От нее он знает и имя другого спутника Мерфи — Хулио Руис Оливейра. Судя по письму Гарриэт, Мерфи летает вместе с де ла Маса и, возможно, также с Оливейрой. Бисли сказал еще, что информация Гарриэт имеет огромное значение, поблагодарил меня и попросил, чтобы я уговорил Гарриэт и в дальнейшем наблюдать за Мерфи.

— Этот щенок влюбится в Гарриэт, — сказал я.

— Надеюсь, ты не боишься конкуренции щенков, — возразил Бисли. — Во всяком случае я как конкурент отпадаю для успеха дела.

— Ты опасаешься, — спросил я, — что раз уж Гарриэт вступила в контакт с Мерфи, за ней будут следить даже здесь, в Нью-Йорке? Поэтому ты отпадаешь?

— И тут, и там, — ответил Бисли. — Но ты погубишь Гарриэт, если намекнешь ей об этом. Уже это письмо было весьма рискованным. Пускай Гарриэт больше ничего не пишет об этом деле. Представь себе только, что их самолет ремонтировали бы не в Буэнос-Айресе, а в Сьюдад-Трухильо и она оттуда выслала бы письмо с такими сведениями! Мы больше никогда не увидели бы ни ее, ни Мерфи. Скажи ей, чтобы она больше не писала.

Я встал.

— Фрэнк, я скажу Гарриэт лишь одно: чтобы она оставила в покое этого Дж. Л. М. и чтобы вообще забыла о моей просьбе. Ни она, ни я не имеем никаких обязательств по отношению к мистеру Даллесу, к ЦРУ, к вашей комиссии. Если ты встретишь мистера Даллеса…

— Майк, ты же знаешь, что я вовсе не работаю в ЦРУ.

— …то передай ему от меня, что я присоединяюсь к той части прессы, которая не очень-то доверяет и обвиняет его в компрометировании Штатов… Не имеет значения, Фрэнк, работаешь ты в ЦРУ или в «Юнайтед Фрут Компани». Они тебе платят, а не мне, да если б они мне и платили, я вовсе не собираюсь подвергать опасности Гарриэт. Если вам не хватает своих детективов, наймите их в агентстве Бернса, Пинкертона или еще в каком-нибудь…