Мерфи вернулся в гостиницу. Забрал все свои деньги; остальные были в банке, он мог получить их даже в Нью-Йорке. Взял механическую бритву, сигареты, плоскую бутылку виски, которую принес Эскудеро, еще кое-какие мелочи. Потом лег на тахту и закурил.

Через час стемнеет, и тогда он пойдет к Монике Гонсалес на Пласа-дель-Конгрессо. После первой ночи, такой неудачной, он встречался с Моникой еще несколько раз. От нее узнал, как можно бежать отсюда. Через гаитянскую границу его переведет профессиональный проводник, которого рекомендовал гитарист с огромной челюстью.

«Все зависит от Моники, но она, я думаю, сдержит слово. Она-то знает, что это за страна и как тяжело тут жить. Она могла стать знаменитой прима-балериной, но ее выгнали из оперы. Это ей еще повезло, господи, они могли ее прикончить. Других девушек попросту убивали, если они сопротивлялись диктатору. Минерва Мирабель дала пощечину Рафаэлю Трухильо — он грубо вел себя с ней. Вскоре она погибла в автомобильной катастрофе, она и обе ее сестры… Монике еще повезло. Все зависит от Моники».

Он встал, зажег повсюду свет, в ванной тоже. Уходя, он не будет гасить свет. Окна, наверно, под наблюдением. «Ягуара» тоже придется оставить. Он заплатил всего два взноса и терял не так уж много, но он был влюблен в эту машину. Жаль, в Штатах на «ягуара» не заработаешь. Пора уже.

Мерфи снял с вешалки дождевик, свернул его и спрятал в карман; он занимал там не больше места, чем бутылка виски в другом кармане. Вышел в коридор и осторожно захлопнул дверь, оставив ключ с внутренней стороны.

Ночью мне позвонила Гарриэт. Она сказала, что Мерфи жив. Она получила от него телеграмму о том, что были какие-то трудности, но он возьмет отпуск и приедет.

— Он что, уже убежал? Откуда телеграмма?

— Из Сьюдад-Трухильо.

— Ты ему ответила?

— Не хотела без твоего ведома.

— Ладно, не отвечай ему. Жди меня. Жди терпеливо и ничего больше не делай.

— Ты думаешь, он не приедет?

— Я думаю, что я не ясновидец. Я могу задержаться в Нью-Йорке еще день-два.

— Я тут с ума сойду, Майк!

— Ничего, держись. Сиди тихонько и жди.

— Ты думаешь, кто-нибудь другой послал телеграмму от его имени? Но это исключается, он сам послал эту телеграмму. О встрече в Майами знали только он да я — и никто больше. И он бы им этого не сообщил. Помни, Майк, это единственное, за что я могу поручиться.

— Хорошо, Гарриэт. Больше не звони ко мне, жди терпеливо, больше ничего не могу тебе посоветовать.

— Ты будешь его искать, Майк? Найдешь его?

— Конечно…

Я поговорил с Бисли, сказал ему о телеграмме Мерфи. Сказал также, что считаю это каким-то ходом в игре, но не могу понять, в чем тут дело. Бисли спросил:

— Хочешь помочь Гарриэт?

— Да. Она заслужила, чтобы я ей помог. Фрэнк, а что, есть новости?

— Одна новость. Сенатор Флинн умер… Что, тряхнуло тебя?

— Я знал, что его убьют. Как это случилось?

— Наверно, так же, как с его дочерью.

— Дома?

— Нет, на Мэдисон-Сквер, средь бела дня. Врачи утверждают, что это было кровоизлияние в мозг во время приступа астмы. Что-то в этом роде. Но мы знаем, что кто-то остановил его машину, сел туда на мгновение и сейчас же вышел. Он сразу затерялся в толпе, и люди из охраны Флинна его не нашли. Все произошло молниеносно.

— В газетах сообщат, что это кровоизлияние и приступ астмы?

— Таково заключение врачей.

— А твое?

— То же, что и в случае с Лореттой… Майк, приходи ко мне на работу завтра в одиннадцать. Я приготовлю документы.

— Какие документы?

— Узнаешь завтра в одиннадцать.

Генерал Эспайат сказал полковнику Аббесу:

— Генералиссимус обеспокоен оборотом, который приняло дело Галиндеса и этого летчика, как его там…

— Мерфи, господин генерал.

— Дело Галиндеса закрыть, все документы уничтожить. Чтобы никаких следов. Сделать это ночью. Как обстоит с Мерфи?

— Я велел освободить его из тюрьмы, господин генерал. В Штатах пошли слухи о его смерти. Конгресс создал специальную комиссию, которая будет заниматься этим делом.

— Знаю. Генералиссимус вынужден был дать согласие на прибытие этой комиссии в нашу страну и поручил мне курировать все это дело.

— Мы опровергнем слухи о смерти Мерфи, господин генерал?

— Нет.

— Прелестно. Но он на свободе, господин генерал. Разумеется, под наблюдением. Если мы покажем его комиссии, Белый Дом осмеют. Так я думаю.