Затем Триллисер взял «своего» Бермана-младшего в разведку. И с 1931 года счастливый Б. Берман под «крышей» советского полпредства разъезжал по Берлину, Риму и другим европейским городам, несравнимым с Иркутском, и в 1935 году он занимал уже высокую должность заместителя Абрама Ароновича Слуцкого — начальника Иностранного отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР. Но после ошибок и неудач Б. Бермана в Испании в 1936 году Ежов и Сталин решили убрать Б. Бермана не только из Испании и Европы, но вообще из разведки. И, рачительно ведя национальную кадровую политику, Ежов и Сталин решили всё-таки с какой-то пользой этого своего, надежного в смысле преданности, бестолкового разведчика-агитатора применить для внутренних дел, — и на пике борьбы с заговорщиками и шпионами, во время работы знаменитого февральско-мартовского пленума 4 марта 1937 г. Б. Бермана назначили не только на высокую грозную должность наркомом внутренних дел Белоруссии, но ещё и начальником Особого отдела Белорусского военного округа.

С одной стороны казалось, что в этой тихой, спокойной республике с трудолюбивым народом Б. Берману будет томительно скучно, тем более, что предшественники — начальники НКВД Белоруссии Израиль Леплевский (1935-1936) и ближайший помощник Гершеля Ягоды — Георгий Молчанов(1936-февраль 1937) порядок там «навели», «почистили». И к тому же эта республика во многом была «своей», — ведь несколько столетий подряд эта территория по многим важным показателям была еврейской и при власти Польши и при власти Российской империи (этот факт я подробно рассматривал в книге №2 этой серии). Это «почему-то» «не знают» современные российские и белорусские историки, но зато прекрасно знают грамотные евреи, например, главный редактор журнала «Корни» Семён (Шимон) Августевич в своей статье в «Международной Еврейской газете» («МЕГ» №35-36 за 2004 год) отметил ситуацию в советской Белоруссии: «В те годы Белоруссия была страной развитого идиша. Идиш гордо красовался на республиканском гербе, на идише выходили молодёжные и взрослые газеты и журналы. Молодые еврейские литераторы радостно объединялись в творческие союзы». Вот в такую теплую родственную атмосферу попал Б. Берман.

А с другой стороны — в Советской Белоруссии, в условиях, когда маршал Тухачевский постоянно выступал с речами о польской угрозе, и в армии продолжали читать 2 миллиона брошюр Ворошилова о польской угрозе, то в атмосфере развернувшейся в 1936-1937 гг. шпиономании, для Бермана было много работы, потому что в республике проживало много поляков и было много смешанных браков поляков с белорусами, русскими, литовцами и украинцами, и до сих пор часто трудно отличить по имени, фамилии и языку проживающих там представителей этих национальностей. К тому же тему ненадежности поляков в это время обострил на февральско-мартовском пленуме сам Сталин, и как продолжение этой партийной линии 18 марта 1937 года Н. Ежов, выступая с докладом на собрании руководящих работников наркомата заявил, что шпионы даже в этом учреждении заняли ключевые посты, и потребовал «твердо усвоить, что и Феликс Эдмундович Дзержинский имел свои колебания в 1925-1926 гг. И он проводил иногда колеблющуюся политику».

Если сам «железный Феликс» был колеблющимся, ненадежным коммунистом, то что уж говорить о его многочисленных ставленниках из польских коммунистов, начиная с Менжинского, и о ставленниках Менжинского. После этого выступления сотрудники НКВД неполяки стали рьяно выискивать и «вычислять» своих коллег с польской кровью, соответственно пошла и очередная антипольская поисковая волна и в обществе.

И ещё одно обстоятельство помогло «эффективной» работе Б. Бермана и его коллег по ведомству, — расширение в этот период властных, внесудебных, карательных функций НКВД, после того как 8 апреля 1937 года Политбюро утвердило положение об Особом совещании при НКВД, которому предоставлялось право арестовывать и ссылать «лиц, признаваемых общественно опасными», заключать их в исправительно-трудовые лагеря на срок до 5 лет. Особое совещание наделялось также правом заключать в тюрьму на срок от 5 до 8 лет «лиц, подозреваемых в шпионаже, вредительстве, диверсиях и террористической деятельности». Спустя несколько месяцев меры наказания, выносимые Особым совещанием, были увеличены до 25 лет лишения свободы и до расстрела.

Наивно полагать, что многие тысячи нквдистов, получив такую огромную власть, бережно и справедливо будут относиться к судьбам многих тысяч невинных и беспомощных людей и не будет беспредела. Этим решением Политбюро, Сталин создали юридическую, правовую основу репрессивной вакханалии, репрессивного беспредела, очень рискуя, что процесс выйдет из-под контроля и, словно потерявшая управление тракторная сенокосилка, начнет косить человеческие жизни по любому мстительному или завистливому доносу, потому что «показалось» или «на всякий случай», по сугубо субъективному мнению любого нквдиста, нанося уже вред и ущерб государству и обществу, и оставшиеся неразоблаченными заговорщики-троцкисты и настоящие шпионы получили грозное оружие защиты и нападения.

Всей полнотой власти и воспользовался Б. Берман, который не стал особо разбираться: кто поляк, а кто нет, и как истинный интернационалист организовал в 1937 году в Белоруссии жуткий «конвейер смерти» всей белорусской элите: и политической, и интеллектуальной, и трудовой. Как этот бермановский «конвейер смерти» работал — описал в своих мемуарах «Истины ради» (М., 2004 г.) Л.А. Вознесенский, родной старший брат которого работал руководителем Госплана СССР и одно время был любимцем Сталина (памятник талантливому экономисту и руководителю Н.А. Вознесенскому находится сегодня во дворе университета экономики и финансов в Санкт-Петербурге), затем после войны «по делу русских националистов» — по «ленинградскому делу» был расстрелян, а младший брат за родственность «загремел» на 5 лет Л.А. Вознесенский сам был свидетелем тех событий и много интересного в своих мемуарах рассказывает, а о конвейере смерти Б. Бермана рассказывает со слов легендарного советского разведчика Д.А. Быстролетова (Толстого), который был в 1938 году репрессирован. Следующий за Б. Берманом нарком внутренних дел БССР с 1938 года А. Наседкин, будучи затем репрессированным и находящийся в камере Лефортовской тюрьмы, подробно описал эту жуткую технологию Б. Бермана сокамернику Д.А. Быстролетову, который затем всё огласил в своей книге «Путешествие на край ночи» (М, 1996 г.):

«В Минске это был сущий дьявол, вырвавшийся из преисподней, (Б. Берман) расстрелял в Минске за неполный год работы больше восьмидесяти тысяч человек. Он убил всех лучших коммунистов республики. Обезглавил советский аппарат. Истребил цвет национальной белорусской интеллигенции. Тщательно выискивал, находил, выдёргивал и уничтожал всех мало-мальски выделявшихся умом или преданностью людей из трудового народа — стахановцев на заводах, председателей колхозов, лучших бригадиров, писателей, учёных, художников. Восемьдесят тысяч невинных жертв.

По субботам он (Берман) устраивал производственные совещания. Вызывали на сцену по заготовленному списку шесть человек из числа следователей — три лучших и три худших. Берман начинал так: "Вот лучший из лучших наших работников, Иванов Иван Николаевич. Встаньте, товарищ Иванов, пусть остальные вас хорошо видят. За неделю товарищ Иванов закончил сто дел, из них сорок — на высшую меру, а шестьдесят — на общий срок в тысячу лет. Поздравляю, товарищ Иванов Спасибо! Сталин о вас знает и помнит. Вы представляетесь к награде орденом, а сейчас получите денежную премию в сумме пяти тысяч рублей! Вот деньги Садитесь!"