— Ты положи обойму, — разрешил Кравченко.

Наплывал и снова редел туман. Плеск за бортом, жужжание локатора на мачте — все звуки глохли в нем.

Я положил обойму.

Не могло этого быть. Никогда. Не могли мы погрузить катера как багаж, а сами возвращаться домой пассажирами!

Прошло несколько минут.

Английский эсминец возвращался, мы увидели с правого борта его силуэт. С корабля коротко помигали нам прожектором. Напряженно, на высокой ноте пели дизели эсминца.

Их было слышно и после того, как он исчез в тумане.

Некоторое время наш катер еще шел вперед, потом опять стал разворачиваться. Значит, сняли они команду с транспорта. Можем и мы возвращаться.

В стороне мостика раздался голос:

— На локаторе! Вижу цель. Курс…

Моторы взревели.

«Охотник» рванулся в туман. Шли самым полным. Не знаю, долго ли. Вдруг прояснилось, и стало видно все: слева открытое пространство, свободное от тумана, справа густая, четкая пелена, как дымовая завеса, а впереди, почти прямо по курсу, подлодка.

Она шла в позиционном положении: над водой торчала рубка — перед ней медленно оседала ноздреватая от пены волна — и впереди темнела, окунаясь в буруне, часть носа. Подлодка кралась за караваном в туман… Ей недалеко было до той пелены, первые белесые клочья уже срывались с косо натянутой антенны!

Волна перед рубкой еще не осела — ахнули выстрелы нашего орудия. Затакали пулеметы.

Шли прямо на подлодку. Нет, она не успеет скрыться!

И не было больше ничего на свете, только мы и она, наш катер и подлодка. Враг. Застигнутый убийца. Передавая обойму, я на секунду увидел: рубка ее накренилась вперед, погружалась. Там мелькнули какие-то красные пятна.

Мы сближались.

— Дробь! — с досадой крикнул Кравченко.

Значит: отставить?

А! Больше нельзя стрелять. Исчезал уже край рубки. Косо, в пене. Нельзя было опустить ствол орудия так низко.

Вскинулся на волне, все заслонил нос катера. Последнее, что я увидел, — антенные стойки над рубкой подлодки. Рубка уже скрылась, и они культяпками торчали из воды прямо перед нами, мы почти доставали их.

«Охотник» рванулся вправо.

Моторы взвыли на предельных оборотах, но ход почему-то резко замедлился. С кормы донеслись крики.

«Уйдет!» — подумал я.

Ускользнула бы. По тут из тумана выскочил другой наш катер, «БО-220». И почти сразу исчез, оставив на том месте, где развернулся, гладкую воду. Под ней — в глубине — еще клубилась, просвечивала пена, взбитая его винтами, а в тумане уже грохнул тугой, утробный взрыв. Потом еще один, третий, четвертый… Глубинные бомбы!

Наш катер описывал широкий круг.

— Человек за бортом!

Кравченко толкнул меня:

— Где? Не видишь?

— Нет…

— Два человека за бортом! — крикнул сигнальщик.

— Вон они!..

С левого борта в темной воде болтались два ярко-красных капковых бушлата. По воде летучими клочьями скользил туман. Как поземка. Бушлаты яркими поплавками ныряли метрах в десяти один от другого.

Мы медленно приближались к ним.

Уже можно было различить головы: одну светловолосую, непокрытую, другую — серую.

— Да это же с подлодки! — заорал я, вдруг сообразив. — Фашисты! Сам видел, точно!

— Что ты кричишь? — сказал Кравченко. — Иди на бак, может, понадобишься.

Светловолосый был ближе — ему первому бросили круг.

Боцман бросал.

Линь мелькнул в воздухе и пропал в волнах, следом, совсем недалеко от светловолосого, плюхнулся круг. Немец забарахтался, мелькнуло и исчезло его потерянное лицо — поднырнул под круг, продел руки.

— Знает! — буркнул Пустотный. — Надраивай…

Стали подтаскивать. Линь натянулся — надраился. С него сыпались капли.

Руки немца, продетые в круг, повисли, волосы мочалила вода.

— Гошин, бросай второму! — крикнул боцман.

Первого подтащили к борту. Тут между двумя леерными стойками вместо натянутых лееров — цепочка. Ее снимают, когда нужно перекинуть на берег сходню. Сейчас тоже сняли.

— Вытаскивай! Хватайся живей…

Мы нагнулись, потащили — кто за ворот, кто за рукава капкового бушлата. Голова светловолосого болталась. Мертвые губы задели меня по руке, я вздрогнул.

Второй плавал метрах в двадцати, держался за круг. Лицо было повернуто в нашу сторону.