– Благодарю, ваша светлость, за столь лестное предложение. Я бы принял его, да нрав у меня непоседливый, больше полутора лет я не служил ни в одной армии…

И как-то само собой вышло, что Ренган принялся рассказывать о прошлых скитаниях и походах, проделанных им в рядах разных армий, под гербами и флагами всех цветов. Вышло, как выходило всегда – горца слушали, затаив дыхание, даже Норган прекратил слать проклятия сбежавшему Керестену… Наемник рассказывал о походах на север, когда зимой приходилось пробираться сквозь непролазные чащобы по промерзшим до дна рекам и вырубать изо льда застывшую в прозрачной толще рыбу, чтобы утолить голод в заснеженной пустыне… о походах на юг, в царство вечного зноя, когда латы приходилось снимать, ибо от малейшего прикосновения к раскаленной стали на руках вздувались волдыри… о походах на восток, где орды одичавших варваров стерегли каменные стены городов, выстроенных их предками, и поклонялись идолам забытых богов… о походах на запад, когда многотысячные армии, случалось, за день истребляли столько народу, что хватило бы заселить королевство, а могущественные чародеи злокозненным чернокнижием вредили доблестным монархам…

Ренган говорил и говорил, как всегда – на ходу выдумывая удивительные приключения взамен настоящих, не менее удивительных, которые он уже успел позабыть. Ренган без устали плел словесные кружева и знатные господа слушали его вранье, удивительным образом смешанное с правдой, слушали, раскрыв рты… а перед глазами наемника стояла принцесса Амелия – и теперь горцу казалось, что все эти годы, что провел в боях, он сражался за нее, во всех войнах и турнирах отстаивал право снова встретить принцессу, заглянуть в ее огромные глаза, коснуться белых рук – таких тонких, что, когда она читает, водя пальцем по строкам, буквы просвечивают сквозь него… То ли из-за вина, то ли из-за усталости… но Ренган сейчас думал только об Амелии – потому что вдруг понял: завтра увидит ее.

Один за другим в лагерь возвращались местные сеньоры, присоединялись к пиршеству, поспешно наполняли кубки и пили, не гнушаясь чужой посудой – спешили нагнать тех, кто уже пьян и весел. Остатки императорской армии исчезли без следа… Потом кто-то заметил оранжевое зарево, встающее юго-западе, это горел замок Эрренголь – имперский гарнизон, уходя, поджег крепость… Разговор прервался, Ренган воспользовался этим, чтобы тихо удалиться от костров. Забредя в кусты справить нужду, наемник услыхал разговор и узнал бас Норгана.

– Да, пока все складывается удачно для вас, но зачем вы сохранили жизнь Денанту? Не проще ли было тихо прикончить его, да заодно – и всех, кто был при нем?

– Разумеется, это было бы славно, – тихо ответил герцог. – Но у Денанта есть сын. Здесь слишком много народу и смерть короля не удалось бы скрыть. Я не хочу, чтобы сын Денанта счел себя обязанным отомстить. Пусть лучше в Эритонии правит благодарный мне Денант, чем его обиженный на нас наследник…

Ренган потихоньку убрался от беседующих вельмож, пока его не услышали. Нынче наемника не интересовали политика и монаршие свары, он думал о принцессе. Сейчас ему казалось, что о принцессе Амелии он думает всю жизнь. Скорее всего, Ренган ошибался – но он привык мешать правду с вымыслом и не делал различий между тем и другим.

С рассветом герцог Фиеро отдал приказ выступать к обители блаженной Энигунды… но поднять войско сразу не удалось. Сеньоры похмелялись, латники жаловались на усталость, обоз не мог собраться в путь, потому что почти все возчики и слуги ночь напролет мародерствовали на поле брани, обирая покойников… Поэтому герцог, которому не терпелось сладить дело поскорей, отправился к монастырю, прихватив с собой конвой в пятьдесят копий, возглавляемый графом Норганом, а также Ар-Арраха и, разумеется, Фомаса. Клирик мучался от неопределенности. Он не знал, как ему исполнить повеление епископа, и исполнять ли вообще… он тяготился одиночеством, поскольку во время боевых действий Ренгану было не до викария… наконец, он с непривычки отбил зад о седло, а неуемно поспешный жених торопил и велел двигаться быстрее…

Когда кавалькада растянулась по тракту, Ренган снова оказался рядом с приятелем и они смогли наконец поговорить спокойно – насколько позволяла тряска в седлах.

– Что мне делать, Ренган? – плаксиво воззвал священник. – Как быть?

– Ждать, как сложится дело, – пожал плечами северянин. – Не спеши пугаться. Свадьбу немедленно никто не станет справлять, и венчание с королевой – тоже отложат, вот увидишь. Такое событие проводят с пышностью и при великом стечении народа. У тебя еще будет время подумать… или сбежать.

– Но ты поможешь мне?

– С чего это? – Ренган пожал плечами. – Его светлость посулил мне хорошую должность при дворе… Ладно, ладно, не скули. Если ты решишься бежать, я постараюсь тебе помочь. Подумай лучше о голове.

Наемник похлопал по округлому свертку, притороченному к седлу.

– Продашь честную главу блаженной Энигунды настоятельнице, заработаешь на дорогу. В бегах монета нужна… О, гляди! – Ренган указал на догорающий Эрренголь, мимо которого как раз проезжала колонна. – Замок брошен поспешно, но без суеты. Здесь поблизости скрывается отряд имперцев, уж ты мне поверь…

– И что?

– Если в самом деле решил дать деру, не упусти момент, когда имперцы нападут. Тогда Фиеро станет не до тебя, понял?

– Понял…

Но имперцы так и не появились, округа была спокойна. К монастырю жених с дружками добрался без приключений.

То ли устав монастыря блаженной Энигунды был не слишком строг, и сестры почивали до полудня, а может, по какой другой причине – но когда оруженосец герцога Фиеро постучал в монастырские ворота – из-за них не донеслось ни звука, будто обитель вымерла. Оруженосец неуверенно оглянулся и постучал громче. Тишина. Ренган пустил белого шагом и, не спеша, подъехав к герцогу, громко объявил: