Ночкин Виктор
Шрифт:
Итак, была осень. Не то противное, дождливое время года, пропахшее сыростью и гнилью, когда дороги становятся непроходимы из-за грязи, а леса – напротив, безопасны, ибо разбойники покидают их и ищут крова в деревнях. Нет, это был один из веселых золотых денечков, когда крестьянки заунывно поют в полях, а в городах готовятся к ярмаркам, когда девицы по вечерам заглядываются в окошки, расчесывая косы, и думают о женихах… Вот как раз в такой, пропахший солнцем и пылью, день сэр Эрвиль ехал по тракту под сенью едва начинающих желтеть кленов и насвистывал веселый мотивчик, не забывая поглядывать по сторонам, ибо кто знает, что может ожидать доброго рыцаря за поворотом дороги? А из-за поворота как раз послышался шум – странный шум. Приглушенный рев и глухое бормотание… Ругань? Нет, не похоже. Кивком опустив забрало, рыцарь пришпорил коня.
За поворотом искателя приключений ожидала странная сцена – по траве у обочины дороги катались в обнимку зверь и человек. Небольшой, скорее всего молодой, медведь – и седой мужчина. Человек что-то бормотал скороговоркой, не то молился, не то бранил зверя, а тот приглушенно взрыкивал и сопел. Не раздумывая долго, рыцарь спрыгнул с коня и шагнул к противникам, вытаскивая меч. Выждав удобный момент, чтобы не повредить человеку, Эрвиль с размаху ткнул мечом медведя под лопатку…
Незнакомец, пыхтя и отдуваясь, вылез из-под медвежьей туши и медленно поднялся на ноги. Эрвиль, бросив взгляд на лежащий в стороне внушительный посох спасенного им человека, спросил:
– Что ж ты, добрый человек, бросил палку? Такой палкой можно было отбиться…
– А откуда я знал, что он так?! – неожиданно сердито огрызнулся человек, – Я же приманил его по всем правилам! И к тому же это не палка, а чародейский посох! Знаешь ли ты, невежда, что могло произойти, попади несколько капель медвежьей слюны на мой посох? Не знаешь!
От такой наглости рыцарь несколько растерялся и уже начал задумываться, как бы ему покинуть это место и странного человека, спасенного им. А тот вдруг резко обернулся и подбоченясь уставился на дворянина:
– Ты, может, думаешь, что спас меня и потому ждешь благодарности?
– Ну, – промямлил тот, – вообще-то…
– Знай же, добрый сэр, – гордо провозгласил незнакомец, – что перед тобой не кто иной, как сам великий Гаверет Дивный!.. И… это… Знаешь, благородный юноша… Не стоит, пожалуй, тебе рассказывать кому-либо, что Гаверет Дивный прокололся с таким простым заклинанием, как это… Видишь ли, я очаровал медведя своей магией и он должен был стать совершенно послушен моей воле… Но… Собственно, чары подействовали, ибо я не пострадал, как видишь, от клыков и когтей зверя… Ты же заметил, как сдерживали свирепого хищника мои заклинания? Так что, в общем-то, моей жизни ничто не угрожало…
– А потому, – подхватил Эрвиль, – ты, чародей, желаешь отблагодарить меня не за спасение, а лишь за скромность, за молчание об этом маленьком приключении. Верно?
Сэр Эрвиль давно усвоил, что на дороге существует другая этика, нежели в городе и замке – и другое понятие чести и благодарности. И если есть у благородного сэра такая возможность – раскрутить мага на одно-два бесплатных заклинания, то грех не попытаться это сделать.
– Э-э-э… – протянул маг, – можно, разумеется, понимать и таким образом… Однако, добрый сэр, не обсудить ли нам это за ужином? Ибо мы располагаем медвежьей тушей, добытой совместно моей магией и твоей доблестью!
Когда огонь весело потрескивает, играя шустрыми язычками на прогоревших черных ветках, когда искры, веселым роем взлетая сквозь дым, вырывают из тьмы причудливым образом кусты и валуны на опушке, когда медвежатина исходит паром над костром – легко и чисто становится на душе, хочется петь негромко и протяжно, хочется доверить случайному спутнику самое сокровенное и хочется не думать о злом. У живого огня – своя магия, а на стоянке у костра – совсем иное понятие чести и благодарности, нежели на дороге…
Насытившись, чародей отодвинулся от костра и, завернувшись в плащ, резюмировал:
– Хотя ты и пришелся мне по душе, юный сэр, однако же я не могу наделить тебя более чем одним заклинанием, ибо таков обычай. Однако я – Гаверет Дивный и мое заклинание может иметь немалую силу! Чего бы ты хотел, благородный юноша?
– Ну, скажем, можешь ли ты, почтенный чародей, наложить на мой меч заклинание, дающее ему великую силу?
Маг издал неопределенный звук, то ли хихикнул, то ли отрыгнул – и заявил:
– Наложить я могу, скажем, тебе в шлем. Хе… А зачаровать меч… Ты начитался романов, юноша. Ведомо ли тебе, что каждое заклятие несет в себе как светлую, так и темную стороны? А в заклятии силы оружия это проявляется с особой непредсказуемостью…
– Ну, азы-то мне известны, – осторожно молвил Эрвиль, – но я со вниманием выслушал бы пояснения великого Гаверета Дивного…
У рыцаря уже были случаи убедиться, что не все маги – шарлатаны и что его сегодняшний собеседник кое-что в чарах смыслит, ведь из медвежьих лап он и впрямь вышел невредимым. Вполне возможно, он скажет сейчас что дельное, ибо после трапезы находится в благодушном настроении. А толика лести «великому»… ну что ж – от доброго сэра не убудет.