— Магазины для инструментов барахлят. Зачем вам понадобилось их к полуавтоматам пристраивать?

— Хотели усовершенствовать… Тут ты прав, хотя это тоже не существенный момент. Инструментом они только на пусковой период обеспечены. Больше такого инструмента заборчане все равно не найдут, не освоен он еще в серийном производстве. Отработают инструменты, и делу конец. Потихоньку чикнут магазины автогеном, и будет полный порядок… Уж мы-то с вами, Андрей Алексеевич, знаем, что человеческие руки надежнее любой автоматики.

— Значит, вручную инструмент менять?

— Ага, — охотно подтвердил Золотухин. — Зато абсолютная надежность… Ты, Андрей Алексеевич, привыкай к мелочам. Если в нашем деле из-за каждого пустяка расстраиваться, заработаешь себе язву желудка либо гипертоническую болезнь. Я только тем и спасаюсь, что приучил себя мыслить масштабно. Ну, отметят в акте приемки недоделки насчет мойки или магазинов. Ерунда. Какой приемный акт в наше время подписывается без недоделок? Я лично такого случая не припоминаю. Главное в акте — подписи, а недоделки, как говорят умные люди, гарнир для вегетарианцев. По подписям рапортуют о вводе в действие. А кто такой рапорт решится из-за недоделок похерить? Я такого умника не видывал.

— Ты думаешь, Павел Станиславович, что Габриелян учинит нам страшную месть?

— Не думаю, а знаю. Он мне уже вчера звонил. Кавказский характер у товарища. За добро добром платит, а обид не забывает.

— Правду же я в акте написал.

— Правдой, Андрей Алексеевич, всегда сильнее всего человека и обижают. Была бы нелепица, Габриелян не тряхнулся. То и худо, что правду ты в особом мнении записал.

Снова вспомнился Заборск, авторитетная приемная комиссия, собравшаяся в кабинете Кичигина, чтобы подписать акт приемки в эксплуатацию участка полуавтоматов.

Первыми поставили подписи Золотухин, как представитель проектирующей организации, и главный инженер завода-изготовителя, лысоватый, с веселыми глазами толстячок. Подписали с солидной неспешностью, чтобы, боже упаси, не мелькнуло у собравшихся мысли, что торопятся они сбыть поскорее с рук собственное детище.

Главный механик заборского завода попытался напоследок воспротивиться приемному «бульдозеру», который могуче подкатывался к нему с каждой новой подписью.

— Мойка же брызжет!.. На внутренней расточке регулировка барахлит. Вот у меня все записано…

Механик полез было в карман, но приемный «бульдозер» припер его к стене.

— Подписывай. Не задерживать же из-за пустяков ввод в эксплуатацию. Нам, Полозов, на полуавтоматы уже план спустили, а ты лезешь со всякой мелочевкой.

— Вот так всегда. Подпишешь, а потом себе самому свою доброту и расхлебывать, — вздохнул главный механик и подписал акт.

Подошла очередь Готовцева поставить подпись.

— Прошу, коллега, — сказал Золотухин, подвинув к Андрею Алексеевичу нарядные папки с переплетенными экземплярами акта. — Удостоверьте. Столице, так сказать, почет и уважение.

Готовцев уставился на ухоженную бородку Золотухина и неожиданно подумал, что он, наверное, тратит кучу времени, чтобы из рудиментарного волосяного покрова устроить такое парикмахерское великолепие.

— Слушай, Вениамин Сергеевич, а как ты сам оцениваешь полуавтоматы?

Золотухин растерялся. Чтобы скрыть замешательство, он принялся вместо ответа оглаживать ухоженную бороду. Андрей Алексеевич сообразил, что лопатка волос, кроме эстетического, имеет и сугубо практическое значение. Безбородый человек может в минуту растерянности лишь стиснуть кулаком нижнюю челюсть, голую как детское колено, а владелец бороды начнет неторопливо оглаживать волосяное украшение, пока не одолеет замешательство и не придумает нужного ответа.

— Четыре года назад проектировали. Конечно, сейчас кое-что можно дать в лучшем варианте.

— Меня интересует оценка технического уровня в целом.

— В целом она, товарищ Готовцев, точно соответствует техническим условиям договора и заданной проектной мощности. На сей предмет имеются согласованные и подписанные сторонами документы.

— А если без документа оценить?.. Молчите? Я скажу. Состарились ваши станочки. Прошедший день они представляют, а не светлое будущее.

— Все выполнено в точном согласовании с проектом.

— Значит, проект был ни к черту. Потому я такую ахинею не буду подписывать. Совесть не позволяет мне вводить ее в эксплуатацию. Элементарная человеческая и инженерная совесть.

Подписать акт приемки все-таки пришлось. От бюрократического «бульдозера» и строптивому Готовцеву нельзя было ухорониться. Но к подписи он присоединил такое «особое мнение», что, прочитав его, Золотухин позеленел от злости и выразил такой энергичный протест, что его ухоженная борода превратилась в растрепанную мочалку.