Аббат слегка замялся.

– Так как Саймон был послушником и собирался постричься в монахи, его следует погребать по особому обряду. Последние распоряжения допускают подобную церемонию и…

– Против этого у меня нет никаких возражений, – поспешно заверил я.

– Мне хотелось бы узнать, сэр, как продвигаются ваши изыскания. Дело в том, что брату казначею необходимы его книги, и если вы уже…

– Казначею придется подождать, – отрезал я. – Я еще не закончил. А сегодня утром я намерен отправиться в город и встретиться там с мировым судьей.

Аббат с важным видом кивнул.

– Весьма разумное намерение. Уверен, сэр, именно среди городских жителей, контрабандистов и прочих нарушителей закона, вы отыщете убийцу эмиссара Синглтона.

– По возращении в монастырь я хотел бы побеседовать с братом Джеромом. Кстати, где он? Что-то давно не видел его приветливого доброжелательного лица.

– Брат Джером заключен в своей келье, в наказание за недостойное поведение. Должен предупредить вас, сэр, что разговор с ним вряд ли приведет к иному результату, кроме новых оскорблений. Вы сами имели возможность убедиться, что он совершенно лишился разума.

– Тем не менее после возвращения из Скарнси я непременно встречусь с ним. В словах безумцев порой содержится изрядная доля истины.

– Возможно, вы правы, сэр. Должен предупредить, добраться до города вам будет трудно. Из-за ветра, что поднялся ночью, дорогу занесло снегом. Одной из наших повозок даже пришлось вернуться, потому что лошади завязли в сугробах.

– Значит, мы пойдем пешком.

– Но подобная прогулка тоже будет не из легких. Я как раз пытался убедить доктора Гудхэпса…

Тут старый законник подал голос.

– Сэр, я пришел, дабы спросить, будет ли мне позволено завтра, после похорон, отправиться домой? Полагаю, вы более не нуждаетесь в моем присутствии. В городе я, возможно, сумею найти место в какой-нибудь почтовой карете, а если нет – что ж, подожду в трактире, пока снег не растает.

– Я не возражаю против вашего отъезда, господин Гудхэпс, – кивнул я. – Только, боюсь, ждать в Скарнси вам придется долго. Не похоже, что погода скоро изменится.

– Ничего, сэр, ничего! Я подожду!

Старик просиял от радости и принялся так рьяно кланяться, что капля из его носа скатилась на подбородок.

– Когда вернетесь в Кембридж, никому не рассказывайте о том, чему стали здесь свидетелем, – предупредил я.

– Разумеется, сэр. Я буду нем как рыба. Все, что я хочу – забыть об этом кошмаре как можно скорее.

– А сейчас, Марк, нам пора идти. Господин аббат, я бы хотел, чтобы вы подготовили для меня кое-какие бумаги, пока мы будем в городе. Документы о продаже монастырских земель за последние пять лет.

– Все документы? Их наберется изрядное количество.

– Да, абсолютно все документы. Надеюсь, отец аббат, вы внимательно отнесетесь к моей просьбе и предоставите в мое распоряжение документы касательно каждой продажи…

– Как вам будет угодно, сэр. Вам будут предоставлены все бумаги, о которых вы говорите.

– Превосходно, – сказал я и поднялся. – А теперь, с вашего позволения, мы с господином Поэром отправимся в город.

Аббат поклонился и вышел, за ним семенил старик Гудхэпс.

– Это не на шутку встревожило нашего достопочтенного аббата, – проронил я.

– Ваше желание ознакомиться с документами о продаже земель? – уточнил Марк.

– Именно. Мне пришло в голову, что, если здесь действительно имеет место какое-нибудь мошенничество с расчетами, скорее всего, оно касается продажи земель. Не исключено, что часть вырученных за земли сумм утаивается. Именно таким способом можно сколотить неплохой капитал. Посмотрим, как аббат вывернется из положения.

Мы вышли из кухни и двинулись по коридору. Проходя мимо кабинета брата Гая, Марк заглянул внутрь и резко схватил меня за руку.

– Посмотрите! Что это с ним?

Брат Гай лежал ничком перед большим испанским распятием, руки его были раскинуты на полу. Солнечные лучи играли на его выбритой макушке. В первое мгновение я заподозрил неладное, но потом до меня донеслось латинское бормотание, приглушенное, но исполненное страсти. Мысль о том, что нужно быть осмотрительнее и не слишком доверять испанскому мавру, вновь посетила меня. Из всех монахов здешней обители именно этот человек вызывал у меня наибольшее расположение. Но, увидев, как он распростерся ниц на полу, устремляя жаркую мольбу к куску дерева, я вспомнил, что он, подобно своим собратьям, является приверженцем старых ересей и предрассудков, против которых я вел непримиримую борьбу.