– Поймите, это моя работа. Если в прочих сферах работают другие, то с подростковыми экстремистскими группировками работаю я. – Тут он сделал паузу и достал сигарету. – Помимо этого я, как специалист по детям, курирую с нашей, питерской, стороны безопасность подготовительных мероприятий конгресса «Дети мира против террора», проходящего в рамках саммита сорока самых развитых стран. А окно вашей спальни как раз напротив отеля, где живут делегаты. Как видите, я с вами очень откровенен. Надеюсь, что и вы тоже будете со мной взаимно откровенны.

– Хорошо, – согласился я второй раз, понимая, что тоже нахожусь под подозрением.

– Тогда скажите: а вы можете поручиться за благонадежность вашей племянницы Али?

– Так это вы за ней все время следите?

– Все время!.. Да я только, собственно, пару раз, – как будто засмущался агент 008.

– Простите, вы намекнули мне, что я поступаю аморально, заглядывая в окна других людей. А теперь вы мне скажите, неужели вы считаете себя вправе следить за личной жизнью молодой женщины?

– Кто-то должен все держать под контролем, – добродушно улыбнулся Федор Сергеевич. – Но поверьте, я ни в коем случае не превышаю своих функций и слежу не по собственной инициативе и прихоти. Меня попросил за ней следить ее муж, Мунир Муазович. Вы только не подумайте, не из-за подозрений, а для ее же блага, в целях ее личной безопасности… Приходится и нам подрабатывать внеурочно. Я ведь по совместительству еще работаю и на Мунира Муазовича. Обеспечиваю безопасность постояльцев гостиницы.

– Так вот откуда вы знаете про этот ресторан?

– В наш век вообще-то, если хочешь жить, умей вертеться. А Мунир-ага мне доверяет, раз уж мне доверили обеспечивать безопасность гостей саммита… Счет, пожалуйста, – закончил свою мысль, эффектно щелкнув пальцами, агент 008.

Мы еще о чем-то мило беседовали, пока официант не принес агенту 008 счет на 80 у.е. и пока тот, отсчитав наслюнявленными пальцами купюры, не попросил кассовый и товарный чеки, что-то записывая в блокноте. Я же взял салфетку и начал на ней тоже производить свои расчеты.

Если честно, после того, как он сказал, что следит за моей племянницей, на душе стало как-то гадко. И, чтобы избежать дальнейших разговоров, я сосредоточил свой взгляд на другом.

– Что вы делаете? – спросил он.

– Так просто, – потер я виски, прикрывая одновременно уши, пытаясь сосредоточиться и не поднимать лица.

– Восемнадцатилетние, – придвинулся я ближе к салфетке. – Уверяю вас, восемнадцатилетние – это первый-второй курс. А первокурсники-второкурсники стараются поскорее перейти на другой курс. Ведь институт, как и тюрьма, и армия, и больница, – маленькая модель страны. А салагами в ней быть не почетно. Так что, по-моему, восемнадцатилетние никогда не станут себя так называть.

– А что же это, по-вашему?

– ХУШ. Может, это, – пристально глядя на салфетку, заметил я, – от тюркского «добро», «счастливо оставаться» или «всего доброго». По другому говоря прощайте, или «простите». А у эмиссара в блокноте записано римскими цифрами «XYIII», потому что ему просто незнакомы ни само слово, ни кириллица.

– Вы думаете, они смертники?

– Если они смертники, подрывная группа террористов, – пожал я плечами, – то они тем более не стали бы обозначать себя римскими цифрами. Но вы не беспокойтесь… Дело в том, что они обязательно себя выдадут дерзкими, мальчишескими выходками – не смогут удержаться. И вы их обнаружите без моей помощи.

– Если бы все было так просто! Современные системы очень мобильны, – тяжело вздыхая, встал из-за стола Федор Сергеевич. – Впрочем, мне уже пора идти на службу.

Раскланявшись, ФСБ вышел, я же в раздумьях, кто все-таки заплатил за завтрак: он или моя семья в лице Мунир-аги, поспешил за ним. Правильно в народе говорят, государство не обманешь.

Это дидактический город. Он учит и ставит на место. Он обучает детей алфавиту по формам гепатита – А, Б, С. Уроки труда у него проходят за разгрузкой вагонов и мытьем машин. Уроки математики – за попрошайничеством и воровством. На уроках химии они изготавливают одурманивающие суррогаты и бомбочки. Биологию изучают через оказание сексуальных услуг. А еще ставят физиологические опыты выживания на себе и собаках. Физику познают через опыт разрушения всего и вся на своем пути. Макетами раскачивающего мира здесь выступают качели-орбиты и качели-маятники в детских городках. На уроках рисования они исписывают стены и потолки в подъездах и лифтах.

Самый же легкий и обожаемый урок – ОБЖ (основы безопасности жизнедеятельности), обожаемый потому, что проводится на заброшенных стройках, в готовых в любую минуту обрушиться зданиях, в подвалах и на скользких крышах. Открытый показательный урок – под открытым небом. Хорошее наглядное пособие и материально-техническая база.

Если захотите, вы можете присутствовать в качестве эксперта РОНО на этом уроке. Хотя вы, собственно, и присутствуете на этом открытом уроке каждый Божий день. Потому что каждый день вы встречаетесь с открытой формой туберкулеза у этих детей. И даже сталкиваетесь с ней в закупоренном, удушливом метро.