Они свернули с шоссе и прошли по усыпанной гравием дорожке через маленький огород. Позади него стоял маленький белый домик, окруженный тенистыми деревьями, и сарай; за сараем виднелся виноградник и хлопковое поле. Когда они поравнялись с домиком, сетчатая дверь на крыльце хлопнула, и по ступенькам сбежал коренастый загорелый человек в картонном шлеме. Он шел по двору, засучивая на ходу рукава рубашки. Его густые, спаленные солнцем брови сердито хмурились. Щеки были красные от загара.

— Здравствуйте, мистер Томас, — сказал Тимоти.

— Здравствуйте, — раздраженно буркнул тот.

Тимоти сказал:

— Это Том Джоуд. Может, вы и его примете на работу?

Хозяин сердито посмотрел на Тома и вдруг засмеялся коротким смешком, но брови у него так и остались нахмуренными.

— Ну еще бы! Конечно, приму. Я всех приму. Мне, может, сотня человек понадобится.

— Мы думали… — извиняющимся тоном начал Тимоти.

Томас не дал ему договорить:

— Я тоже думал. — Он круто повернулся и стал лицом к ним. — Мне надо с вами поговорить. Я платил вам тридцать центов в час, так?

— Да, мистер Томас… но мы…

— И за тридцать центов я получал от вас то, что мне и требовалось, — хорошую работу. — Он сжал свои большие грубые руки.

— Мы не лодырничали.

— Ну так вот: сегодня я плачу двадцать пять центов в час. Хотите соглашайтесь, хотите нет. — Его красное лицо покраснело еще больше от гнева.

Тимоти сказал:

— Мы хорошо работаем. Вы сами это говорите.

— Не отрицаю. Но теперь дело повернулось так, что я уж, кажется, не волен нанимать людей. — Он судорожно глотнул. — Слушайте. У меня шестьдесят пять акров. Что такое Ассоциация фермеров, вам известно?

— Еще бы!

— Я в нее вхожу. Вчера вечером у нас было собрание. А кто заправляет Ассоциацией фермеров, вы знаете? Сейчас скажу. Банк на Западе. Этому банку принадлежит чуть ли не вся наша долина, а что не его, на то он имеет векселя по ссудам. И вчера один банковский представитель сказал мне: «Вы платите тридцать центов в час. Придется вам сбавить до двадцати пяти». Я говорю: «У меня хорошие рабочие. Таким не жалко и тридцать дать». А он отвечает: «Не в этом дело. Теперь установлена плата двадцать пять центов. Если вы будете платить тридцать, поднимется недовольство». И добавляет: «Кстати, вам, вероятно, опять понадобится ссуда в следующем году?» — Томас замолчал. Дыхание с хрипом вырывалось у него из груди. — Поняли? Двадцать пять центов — и за то скажите спасибо.

— Мы хорошо работали, — растерянно проговорил Тимоти.

— Все еще не разобрались, в чем дело? Господин Банк держит в услужении две тысячи человек, а я только вас троих. У меня долговые обязательства. Вот и пораскиньте мозгами. Если найдете какой-нибудь выход, я спорить не стану. Они меня за горло держат.

Тимоти покачал головой.

— Не знаю, что и сказать.

— Подождите минутку. — Томас быстро поднялся по ступенькам. Дверь за ним захлопнулась. Через минуту он вернулся с газетой в руках. — Вот это видели? Сейчас прочитаю: «Граждане, возмущенные деятельностью красных, подожгли переселенческий лагерь. Вчера ночью группа граждан, выведенная из терпения агитацией, проводимой в местном переселенческом лагере, подожгла палатки и потребовала от агитаторов немедленно покинуть наш округ».

Том начал было:

— Да я… — и тут же осекся и замолчал.

Томас аккуратно сложил газету и сунул ее в карман. Он уже успокоился. Он негромко сказал:

— Этих людей послала туда Ассоциация. Теперь я их выдал. И если там узнают об этом, в будущем году фермы у меня не будет.

— Просто и не придумаю, что сказать, — повторил Тимоти. — Если там на самом деле были агитаторы, тогда понятно, почему в Ассоциации так рассвирепели.

Томас сказал:

— Я давно к этому присматриваюсь. Перед тем как снижать плату, красных агитаторов всюду видят. Д-да! Загнали меня в ловушку. Ну как же? Двадцать пять центов?

Тимоти опустил глаза.

— Я согласен, — сказал он.

— Я тоже, — сказал Уилки.

Том сказал:

— Ну, мне, кажется, повезло для первого раза. Конечно, я тоже буду работать. Я не могу отказываться.

Томас вытащил из заднего кармана цветной платок и вытер им рот и подбородок.

— Сколько же еще так может продолжаться? Не знаю. И как вы ухитряетесь семью кормить на такие деньги — этого я тоже не знаю.

— Пока работаем — кормимся, — сказал Уилки. — А вот если работы нет, тогда плохо.

Томас взглянул на часы.

— Пошли! Пошли рыть канаву. Эх! — вдруг крикнул он. — Так и быть — скажу. Вы живете в правительственном лагере?

Тимоти насторожился:

— Да, сэр.

— И у вас там бывают танцы по субботам?

Уилки ответил с улыбкой:

— Бывают.

— Ну так вот. В следующую субботу будьте осторожнее.

Тимоти шагнул к нему:

— А что такое? Я член Главной комиссии. Я должен знать.

Томас посмотрел на него с опаской:

— Не вздумайте сказать кому-нибудь, что от меня про это узнали.