Конечно, твоя матушка приглашала в дом лучших докторов, но — безрезультатно: едва ли кто-нибудь из них задерживался дольше, чем на пару минут! В городе быстро поползли слухи о невероятной болезни последнего из рода Деллингов. Злые языки с убежденностью стали уверять всех в том, что болезнь завладела им еще с юности, проявляясь в его дьявольском темпераменте и нездоровой мрачной угрюмости, другие же просто посетовали на жалкое угасание почтенного человека и занялись своими прерванными делами. Та mère не желала огласки и перестала вызывать бесполезных докторов в замок, предпочитая обходиться своими силами и терпением. Он же всеми возможными способами отрицал свое плачевное состояние и, кажется, даже не слышал увещевающие речи отчаявшейся молодой жены; его беспокоило одно: кратковременные потери памяти, сопровождавшие приступы гнева или вообще появлявшиеся без видимой на то причины.

Цо вот настал счастливый миг — родилась ты, ma chère Flora, и это радостное событие панацеей легло на сердца твоих бедных, душевно измученных родителей. Мистер Деллинг ненадолго успокоился и, как всем нам казалось, вновь почувствовал твердую почву под ногами, обретя былую уверенность и самодостаточность. В доме с новой силой зазвучал мягкий мелодичный смех юной матери под аккомпанемент заливающегося то криком, то детским наивным смехом ребенка. Да, ты была очень живым и непоседливым младенцем, как и твоя матушка. На господина нельзя было смотреть без улыбки: какой неподдельной гордостью сияли его глаза, глядевшие на родное чадо! А на исхудалых вследствие болезни скулах заиграл свежий матовый румянец, придав ему вид цветущего и счастливого человека.

Могли ли мы знать в тот момент, что это только отсрочка неизбежного, жалкая в своей бесполезности попытка абстрагироваться, скрыться от страшной судьбы и беспощадного рока?

Я помню тот день в мельчайших подробностях, так, будто он был только вчера: настолько ярко и болезненно точно он запечатлелся в моей многострадальной памяти. Ах! Как бы я хотела забыть те мгновения, внешне ничем не примечательные, но оттого не менее ужасные по своему жуткому скрытому значению. Да, именно тогда произошел окончательный перелом в его-состоянии, определивший скорый конец. Тебе едва минуло два года, и, поскольку ты была чрезвычайно подвижным ребенком, дом был наполнен всевозможным шумом, топотом, криками, смехом и другими вещами, сопровождавшими un enfant [19] в его детских играх. Ton père [20] стал часто исчезать на целый день в необъятных просторах замка, но мы не волновались, полагая, что он всецело погружен в работу, и не смея его тревожить и отвлекать.

В тот памятный мне вечер мы, как и обычно, собрались в стоповой зале за ужином, ожидая прихода главы семьи, который неожиданно задерживался, несмотря на то что при любых обстоятельствах он был безмерно педантичен и пунктуален. Спустя значительное количество времени миссис Деллинг начала заметно нервничать, что выражалось в излишней болтливости и эмоциональном красноречии. В бесплодных попытках избавиться от странного внутреннего беспокойства она наделяла свою речь забавными софизмами и шутливыми парадоксальными рассуждениями, надеясь таким образом рассеять невидимую гнетущую атмосферу, царящую за столом. Временами она замолкала на полуслове, замерев в напряженной позе, будто прислушиваясь к чему-то далекому, чуть хмурила брови и снова возобновляла бессмысленный разговор-монолог. Однако же как бы я ни пыталась вслушаться в окружающую нас тишину, так и не смогла различить что-либо подозрительное.

Все испуганно вздрогнули, когда тяжелые массивные двери отворились с необыкновенной силой и глухим грохотом. В залу скорой походкой вошел мистер Деллинг, но если быть точной — практически вбежал, словно спасался бегством от невиданной опасности. Его жена облегченно улыбнулась, приветствуя запоздавшего из-за работы супруга. Поначалу она весело подтрунивала над его увлеченностью делами, но, внимательно приглядевшись, с ужасом заметила его оцепенелое состояние и поразительно сумасшедший, почти безумный, взгляд мутно-серых глаз. С виду он был совершенно нормален — лишь глаза выдавали пережитый им страх. Мы вернулись к остывшему ужину, решив не заострять на этом внимания. Он же не проронил ни слова за весь вечер, удостоив на прощание супругу сухим кивком головы. Думаю, каждый из нас почувствовал холодное дыхание темнокрылого Азраила, беспокойно витающего над нами, цепко следящего и неутомимо карающего.

Можно сказать, что с того вечера пошел конечный отсчет дней, отводимых отдельному человеку. Я.не узнавала свою бывшую воспитанницу, прежде решительно смелую и искренне смешливую девушку. Из нее стремительно уходила радость жизни, она медленно увядала, как ранимый цветок под безжалостно палящим солнцем судьбы. Причины такого состояния не были загадкой ни для кого: душевный покой мистера Деллинга окончательно пошатнулся, и его болезненная замкнутость и раздраженность крепчали день ото дня. Его исчезновения в бездонных недрах замка становились все более продолжительными — один Бог знает, чем он занимался в это время! — а состояние с каждым днем все безумней. Несмотря на все предпринятые меры, было предельно ясно, что в этот раз он уже не сможет восстановиться как раньше. Казалось, внутренние сдерживающие барьеры его болезни были снесены беспощадным ураганом, разломаны на мелкие острые щепки, беспорядочно разбросаны по всем закоулкам его души, впились неприятной колкой занозой в его туго натянутые нервы.

Как-то днем, проходя мимо гостиной в поисках тебя, я стал свидетельницей сцены, разъяснившей мне всю глубину непознанной болезни, настигнувшей твоего отца в столь молодом возрасте, и крайнюю степень безграничного отчаяния, владевшего его безутешной супругой. Их фигуры были похожи на за стывшие в бесконечности древнеегипетские изваяния аристократичного Эхнатона и царственной, но с отпечатком изнуренной утомленности, женственной Нефертити. Комната был; искусственно затемнена тяжелыми драпировками на окнах сквозь которые едва ли пробивался дневной свет, в камине до горал уголек, создавая приятный семейный уют, — все говорило о расслабленной уединенности супругов, так редко в последнее время выпадающей на их долю. Я уже осторожно развернулась на цыпочках, боясь обнаружить себя и невольно помешать им как вдруг различила невнятное бормотание, еле слышный шепот, исходивший из гостиной. Это никак не походило на разговор, скорее — на горячечный лихорадочный бред. Аккомпанементом ему служили тихие увещевательные мольбы, прерываемые приглушенными всхлипами. Жуткая симфония отчаяния.

Вернувшись, я снова заглянула в гостиную, и — вообрази мое удивление! — моим глазам открылась иная картина, словно искаженное анаморфное [21] изображение. Композиция их фигур ничуть не изменилась: коленопреклоненная супруга все так же застыла у его ног, разметавшееся в стороны платье пышным ореолом легло на мягкий ворсистый ковер, испещренный затейливыми арабесками, а ее дражайший муж, невзирая на исходившее от камина тепло, зябко кутался в шерстяной плед и был бледным до синевы. Тем не менее их образы были полны достоинства и величия и заслуживши кисти самых искусных мастеров. Единственным отличием было приподнятое вверх лицо миссис Деллинг, теперь не скрывавшее ни тонких дорожек слез, непрерывно струившихся из судорожно бегающих глаз, ни искривленных в тихих рыданиях губ, умолявших о чем-то недвижного супруга. Он же не отрывал широко открытых, полубезумных глаз от тлеющего огонька в камине, сосредоточенно и неотрывно вглядываясь в одну точку пространства, будто искал там невидимый скрытый смысл, и шепча бессвязные слова, среди которых я явственно различала лишь одно — Асмодей.