Шрифт:
– Салам алейкум, – сказал я всем троим.
– Здесь поговорим? – спросил Павел Константинович.
– Может, в машине? – вытер пот москвич.
– Здесь, – сказал я. – Жив?
– Кто? – переспросил Музыкант.
– Красин. Жив?
– Откуда ты знаешь?
– Иначе он был бы здесь. И из вас троих не было бы по крайней мере одного.
Музыкант отрицательно покачал головой.
– Где?
– Близ Баакубы. Вчера вечером. И несколько человек ушли вместе с ним.
– Как?
– Взрыв. Их заманили в ловушку. Они шли по следу.
– Какому?
– Это не важно.
Наверное, и в самом деле не важно.
– Это Аль-Малик, верно?
А кто еще?
– У нас нет ничего кроме слов. Аль-Малик мертв, и это подтверждено анализом ДНК.
– Никто, кроме него, не мог заманить Красина в ловушку. К тому же у них личное. Для Аль-Малика война – во многом личное дело. И вы знаете, чьи это слова.
– Тебе пора возвращаться в команду, – подает голос Павел Константинович.
– Так я ничего не сделаю. Команда уже существует. Я там не нужен.
Москвич хочет что-то сказать, но благоразумно не говорит.
– Аль-Малика надо выманить из норы. До саммита несколько суток.
– У нас есть серьезный след. Аль-Малик – пустышка, дымовая завеса. Отвлекающий маневр.
– Так работайте по нему. Я-то зачем вам нужен?
Музыкант делает запрещающий знак рукой, пресекая высказывания.
– Что ты предлагаешь?
– Все просто. Я вернусь в Багдад. Я и буду ловушкой для Аль-Малика.
– Если он и в самом деле жив и нацелен на саммит глав государств, неужели ты думаешь, что он рискнет основным заданием ради тебя?
– Думаю. Аль-Малик вышел из того возраста, чтобы подчиняться. Как, впрочем, и я.
– Черт знает что! – не сдерживается москвич.
– Мне немного надо. Я буду в Багдаде. Выполнять свою обычную работу. Все как обычно, от и до. Все, что мне нужно, – это моя обычная машина, мое обычное сопровождение. А вы – наблюдайте, что произойдет, но не более. Нужен БПЛА для постоянного слежения. Двадцать четыре часа сопровождение. Так мы можем его зацепить.
Музыкант хмыкает.
– Вы, уважаемый, совсем от грешной земли оторвались, – язвительным тоном говорит он. – Для нас пару часов выбить – и то проблема, а вы про двадцать четыре говорите [36] .
– Разве под визит не выделили дополнительную технику? – Я выжидающе посмотрел на москвича.
– Техника вся расписана, – отрезал он. – Соизмеряйте свои потребности с реальной жизнью.
– Решим с техникой, – сказал Музыкант. – И со всем остальным решим. Поехали, нечего здесь стоять.
36
Рабочее время БПЛА – предоставлялось по часам, даже на уровне полковника выбить лишний час-два было затруднительно, тем более если нужно срочно. Связано было с тем, что львиная доля БПЛА подчинялась ВВС, а те вели плановую работу и на заявки разведки при первом удобном случае клали с прибором. Точно так же – проблемой было заказать вертолет, проще было и то и другое раздобыть у иракцев.
– На минуточку, – сделал просительный жест Павел Константинович.
Музыкант сделал разрешающий жест рукой и пошел к своему «Гелендвагену».
Павел Константинович сделал неопределенный, но понятный любому оперу жест головой, я отрицательно покачал своей. Нет, не пишут.
– Что с американцем?
– Все нормально.
– Что – нормально? Он готов к вербовке?
Эх, Павел Константинович, Павел Константинович! И все бы вам вербовки. Ну, завербовали вы Эймса, и много оно нам помогло? К сожалению, вы, как и все разведчики, начинавшие еще в КГБ, не уловили главного урока распада. А он таков – важно владеть не агентами, важно владеть умами.
Этот американец – а я все сделаю для того, чтобы он выжил в Ираке и отправился назад в свою страну, – он не просто сломленный человек. Он, как чумная крыса в подполье, – предвестник смертельной болезни. Он утратил главное – веру в праведность действий организации, которой он служит, и веру в праведность действий страны, которой он служит. И вернувшись, его безверие, цинизм и скептицизм будут как источник радиации – разрушать все вокруг себя.
Я тоже ни во что не верю. Но мне это и не нужно. Я родом из девяностых. Из тех самых лет, когда над верой поглумились и втоптали ее в грязь. Но тем самым те, кто убивал нас, на самом деле сделали нас сильнее. Потому что мы вдруг поняли: можно жить и без веры. Можно жить так, как есть, – и под нами не провалится земля. Так мы с тех пор и живем.
Поступление информации о действиях и намерениях «Аль-Каиды» в регионе я наверняка восстановлю, тем более есть заинтересованные в этом и с той стороны делать работу чужими руками. Но вне зависимости от того, станет ли Подольски нашим агентом формально или останется при своих, вред ЦРУ он причинит страшный.
А вот Обан – он уже пропал. Для него одно из двух – либо уходить из ЦРУ и из разведсообщества в целом, либо – к нам, дятлом. И мне его ни капельки не жаль. В отличие от Подольски, этот – карьерист и мразь.