После того как пришли русские, американцы задействовали его куда интенсивнее, и одновременно с этим он начал понимать, кто настоящие друзья Ирака и вообще арабов, а кто – нет.

Русские мыслили совсем по-другому – не так, как американцы, и, одновременно, очень схоже с тем, как мыслили на Востоке. Враг для них был всегда врагом, они не задумывались о том, почему он им стал – просто убивали врагов сами и учили это делать иракцев. Для них не было борцов за свободу – любой, кто взял в руки автомат и восстал, становился террористом и безжалостно уничтожался. Порядок был важнее свободы, а сильная власть – важнее демократии. Одновременно с этим они никогда не говорили, что тот, кто когда-то сражался за Ирак, был в чем-то виноват. Даже если он сражался за него во времена Саддама Хуссейна. Новая власть, несмотря на все ее недостатки, была понятной и более эффективной, чем прежняя. Об этом говорило хотя бы то, что его сын – законный, тот, что был от его жены, – отлично успевал по математике и готовился поступать в университет. Настоящий, а не исламский.

И американцы решили эту власть свергнуть.

Он получил от того, кто был с ним на связи, несколько сумок, в которых было пять миллионов долларов наличными. Миллион он оставил себе, а четыре – постепенно раздал. Ему показали американские паспорта – для него и для его семьи – и сказали, что после того, как все это начнется, он может явиться в посольство, забрать паспорта и вылететь в Штаты. Можно даже без семьи – в конце концов, он всегда любил только Малику, насмешливую, резкую и свободную в суждениях.

В его дивизии был заговор, и он знал об этом. Он знал о том, что совсем не просто так два года назад попал в автокатастрофу и погиб работавший в дивизии контрразведчик, а на его место прислали человека, тайно сочувствующего ваххабитам. И в один прекрасный день – это было несколько месяцев назад – он высказал встречавшемуся с ним американцу все, что думает. Что он не собирается помогать взять власть тем, против кого дрался все это время. Что он не собирается быть палачом своего народа и своей страны. В ответ американский разведчик усмехнулся и сказал, что благополучие его второй семьи – в его руках. И показал документ, из которого следовало, что Малику требовала выдать иорданская контрразведка, якобы за преступления, которые она совершила на территории Иордании. И объяснил, что ЦРУ осторожно подходит к вопросам сотрудничества с иорданским Мухабарратом. Но все в его руках.

Генерал с трудом удержался от того, чтобы выхватить пистолет и выстрелить американцу в лицо. Выхода у него не было.

Конечно же, на самом деле он был. Скажи он одному из советников, что происходит, и решить проблему было можно. Всего-то надо было выкрасть Малику и сына из Штатов и доставить их в Ирак. Или даже в Россию, откуда, как все уже знают, выдачи нет. Или даже просто поднять шум – натурализованных граждан Америки выдают в отнюдь не цивилизованное государство. Но генералу не пришла в голову такая мысль. Он по-прежнему тайно общался со своей семьей через Скайп, купил специальный телефон и уезжал подальше от части, чтобы не перехватили. Он разговаривал с Маликой – она стала профессиональным хирургом, и у нее был дом на побережье. Разговаривал он и с сыном – рослым темноволосым молодым человеком, который уже привык к тому, что его отец – генерал армии Ирака, и показывал фото своих подружек, почти каждый разговор – новых. В основном это были белокурые блондинки, типичные американки. И генерал понимал, что они там – на своем месте. А он тут – на своем. И от него зависело их существование.

Но чем дальше подходило «время Ч», тем он сильнее сомневался в том, что он собирался сделать.

Да, он спасал свою семью. Но кто спасет семьи тех, кто живет в Ираке. Кто спасет семьи тех честных офицеров, которые служат с ним. Кто спасет семьи тех граждан, которым он служит. Кто, наконец, спасет его семью – ведь его вторая семья жила с ним, и его сын Махмуд был не меньше его сыном, чем тот, что жил за океаном. Кто спасет их в той бойне, которая развернется после переворота. Кто спасет от расправы? А она будет. Сирия, Ливия, Египет – один пример за другим. Правильные лозунги, Коран в брошенной в жесте неповиновения к небу руке. И кровь, кровь, кровь.

Он все чаще задумывался об этом. И не находил ответа.

И он был не уверен в том, что сделает после «времени Ч». Бросит механизированную дивизию на Багдад или прикажет расстрелять заговорщиков на плацу?

Плац.

Грохот сапогов, резкие крики команд – занимались с новобранцами, с молодым пополнением.

Прохлада бронированного чрева внедорожника – это его служебная машина. Выстроившиеся у двух тяжелобронированных «Тигров» солдаты – разведподразделение его части, оно обеспечивает его охрану.

Дверь за ним закрылась, отсекая адское пекло улицы.

– Домой, эфенди?

Генерал не ответил. Удивленный водитель повернулся к нему.

– Нет, – неожиданно даже для себя самого сказал генерал. – В Багдад.

Водитель никак не проявил удивление. Как это и принято, он был дальним родственником генерала, вытащенным им из глубинки и преданным до конца: на Востоке к себе допускают только самых близких и желательно родственников. Они часто ездили в Багдад – Дияла недалеко, и генерал нередко участвовал во всевозможных совещаниях. В Министерстве обороны, иногда в «Русском доме» – как туда ехать, он помнил наизусть. Правда, когда надо было ехать в Багдад, обычно адъютант генерала доводил до него с утра, машину готовили к выезду – не дай Аллах остановиться на трассе. Сегодня никто не говорил, что надо ехать в Багдад. Но генералу известно лучше.

Перед КПП водитель посигналил, шлагбаум был уже открыт. Часовые стояли навытяжку. Пройдя КПП, машина вышла на дорогу, броневики следовали за ней. Выйдя на трассу, водитель повернул в сторону Багдада.

Затрещала рация.

– Лидер, я Прикрытие один, что происходит.

– Прикрытие один, я Лидер, эфенди генерал приказал ехать в Багдад.

– Лидер, в расписании на сегодня Багдада нет.

– Таков приказ господина генерала.

Несколько секунд молчания.

– Вас понял. Следуем.