– Поверь, последнее, чего я хочу, это комплимент от тебя.

– Ты ведешь себя неразумно, Уэстдейл. Очень неразумно.

– В твоем понимании – возможно, – бросил Грегори через плечо.

Марбери удалось поравняться с ним, и Грегори со смиренным вздохом придержал дверь, потому что в глубине души Марбери ему нравился почти с той же силой, как хотелось поколотить его.

Коротышка-граф переступил порог и оглянулся на Грегори.

– Все это дело плохо пахнет. Ты и я, мы оба едем на один загородный прием. – Марбери хмыкнул. – Как будто кто-то нарочно сводит нас вместе. Это заговор, как пить дать, заговор.

– Что ты так тихо, кричи громче, – проворчал Грегори.

Марбери закатил глаза и вошел в зал со своим обычным важным видом. Похоже, все снова собрались, на этот раз чтобы выпить по кружке эля за счет заведения.

Трактирщик вытирал слезы с глаз.

– Мы разорены, – объявил он всей честной компании.

Послышались сочувствующие вздохи и бормотания.

– Да нет же, – громко заверила его Пиппа, держа в руке кружку с элем. – Вы уберете дерево – когда-нибудь, – а до той поры это будет по-прежнему таверна «Старый дуб». Кто сказал, что дерево обязательно должно стоять? А после того как вы закончите его распиливать и уберете со двора, вы переименуетесь в…

– В таверну «Молодой пень», – громко съехидничал Марбери с презрительной миной.

Пиппа смерила его уничтожающим взглядом, затем улыбнулась трактирщику.

– Не волнуйтесь, вы придумаете какое-нибудь подходящее название, я в этом уверен. – Она подняла свою кружку.

Трактирщик оперся ладонями о стойку и насупился, глядя на Пиппу.

– Мы были таверной «Старый дуб» почитай четыреста годков, молодой человек.

Она натужно сглотнула и огляделась.

– Значит, пришла пора перемен. Только представьте, какой интерес вызовет у всех новая вывеска над вашей дверью.

Марбери наклонился к Грегори:

– Никогда не видел такого нахального камердинера. Такого нелепого. И сюртук на нем сидит ужасно. – Он окинул Грегори проницательным взглядом. – Однако ты выглядишь отлично.

Комплимент не произвел на Грегори никакого впечатления.

– А только это и важно в камердинере, не так ли?

– Мистеру Доусону он, похоже, нравится, – заметил Марбери.

– Очевидно, они сблизились на почве неприятности, случившийся с твоей каретой, – сухо сказал Грегори и подошел к барной стойке, где Пиппа сидела рядом с Доусоном, в руке которого тоже была кружка с элем.

– Ну, Харроу, – отчеканил Грегори, уже страшась реакции Пиппы, – поехали.

Давно пора. Он надеялся, она понимает, что уже достигла предела допустимого.

Она вскинула на него свои большие ореховые глаза, все еще частично скрываемые этими ужасными очками, и Грегори почувствовал, как зашевелились волосы у него на затылке. Она что-то задумала, это ясно как божий день.

– Ей-богу, милорд, – сказала она. – Нам вовсе не обязательно тащиться в Пламтри. Вы вольны ехать прямиком на загородный прием в Тарстон-Мэнор.

Грегори удостоил ее колючей улыбки.

– Спасибо, Харроу, за то, что говоришь мне, своему хозяину, куда я могу или не могу ехать. – Вспышка в глазах Пиппы сказала ему, что есть одно особенно жаркое местечко, куда она хотела бы его отправить. – Конечно же, мы должны ехать в Пламтри.

– Но вы совсем не думаете о себе. – Тон ее был искренним. – Вы же едете в Пламтри только для того, чтобы я мог повидаться со своей умирающей бабушкой. – Она взглянула на Марбери. – На самом-то деле она уже давно одной ногой в могиле. В прошлом году она чуть не отдала Богу душу от такой сильной лихорадки, что у нее на лбу можно было изжарить яйцо. – Пиппа повернулась к Доусону. – Вот ей-ей.