И тут ее осенило: поблизости находится библиотека, в которой она еще во время обучения в медицинском училище очень часто занималась. Там есть запасный выход на соседнюю улицу.

Теперь только бы успеть перехватить его! Она прибавила шаг, перегоняя шпика. И, поравнявшись с парнем, перед самым его носом резко рванула дверь библиотеки и бросила взволнованно:

— Зайдите внутрь! Вы в опасности.

Парень, как будто того и ждал, юркнул в темный продолговатый коридор. Одна дверь, что была ближе и обита коричневым дерматином, вела в читальный зал, другая, подальше, в глубине коридора, — в книгохранилище. Лиза пошла вперед, легко и уверенно ориентируясь, открыла дверь и зашла внутрь. «Это ты, Зоя?» — спросила работница хранилища из-за стеллажей с книгами. Лиза не ответила, прошла дальше по длинному помещению. Парень неотступно следовал за ней.

Вскоре они оказались во дворе, вымощенном камнями, а затем через запасный ход вышли на безлюдную улицу, параллельную той, по которой они шли друг за другом минуту назад.

И только здесь Лиза вздохнула с облегчением.

— Кажется, ушли! — Она все еще не верила в то, что произошло.

Он сердечно поблагодарил ее, назвал спасительницей и своей доброй феей. И они тут же расстались: оставаться здесь было небезопасно. А Лизе нужно было спешить, она и так уже опаздывала в больницу.

На работе она время от времени ловила себя на том, что думает о том парне, переживает: удалось ли ему добраться до места благополучно? не попался ли в руки цепких шпиков? А когда поздно вечером она вышла из больницы, увидела у подъезда уже знакомого молодого человека.

— Это вы? — удивилась она, хотя и рада была его видеть. — Шутите с огнем…

— Без провожатого мне теперь не обойтись, — улыбнулся он, у него была добрая улыбка и мягкий взгляд. — С такой бесстрашной спутницей можно считать себя в безопасности.

— Не шутите.

— Как же звать мою добрую фею?

— Лиза.

— А меня — Алексеем. Алексей Соколов.

— Я же — Елизавета Попандопуло.

— Вы гречанка?

— Не похожа?

— Похожа на фею, сошедшую с Олимпа…

Они полюбили друг друга, а вскоре решили пожениться. Трудным оказалось объяснение Лизы с матерью.

— Ты вздумала выйти замуж за русского? — строго спросила мать.

— Во все времена, мама, греки и русские жили в дружбе. — Лиза улыбнулась, полагая, что этого достаточно, чтобы мать прислушалась к ней. — У нас очень много общего — в истории, в характере… И вообще… Они такие же, как мы, православные. Кстати, у них греческая грамматика! — как существенно важный аргумент пустила в ход она и это.

— Ты мне зубы не заговаривай. Выучилась словами бросаться. Грамматика… — Мать вроде бы бранила, а глаза ее при этом оставались печальными, ни капельки не было в них зла. — Знать парня не знает, а замуж собралась.

— Много ли встречались наши гречанки со своими женихами? — насмешливо высказалась Лиза. — Все делали проворные свахи. Не так ли? Знакомили, рассказывали доверчивым девчонкам о достоинствах парней. И что есть, и чего нет…

— Как знаешь, дочка. Тебе с ним жить, — не стала больше мать отговаривать, хотя не испытывала особой радости, которая обычно наполняет родительское сердце в такую минуту, когда их дети, а тем более дочь, делают свой самый важный, ответственный в жизни шаг. — Чем же он занимается? — поинтересовалась она.

— Он — инженер! — подчеркнула Лиза уважительно; она не стала говорить о том, что Алексей к тому же и революционер.

Со временем мать поняла это сама. Нет, она никогда не упрекала Лизу, не напоминала о неудавшемся, по ее разумению, замужестве дочери, но и никак не могла понять ее до конца: о каком таком счастье можно говорить, если муж и пяти месяцев не прожил со своей молодой женой и исчез, если его не было рядом даже в момент, когда Лиза рожала! И вот Виктору, мальчишке, очень похожему на отца, пошел третий год, а отца он не видел, его нет и нет. Выходит, высокое инженерное образование понадобилось зятю лишь для того, чтобы год за годом скитаться вдали от дома, от семьи.

Перед гражданской войной Алексей вернулся ненадолго домой.

— Не тревожься, Лиза, теперь уже недолго нам быть друг без друга, — подбадривающе заверил он жену. — Разделаемся с контрреволюцией — и тогда ничто нас больше не разлучит.

И наступила новая и не такая уж короткая, как полагал Алексей, разлука. Затянулась борьба между красными и белыми, а тут вмешались и интервенты. Чувствуя военную помощь со стороны иностранцев, владикавказская контрреволюция попыталась разжечь межнациональную войну, натравливала горские народы друг на друга, чтобы легче было управиться.

В январские морозы девятнадцатого года деникинская Добровольческая армия вступила в Терскую республику. Из уст в уста передавали важные новости, толковали о каком-то манифесте, который якобы обнародовал белогвардейский генерал — будто бы теперь будут решены земельные вопросы: перейдут — разумеется, за выкуп — земли крестьянам. Однако на деле восстанавливались старые порядки, возвращались прежние владельцы.

…Мартовским утром двадцатого года жители Владикавказа встречали партизанский отряд, освободивший город. Ничто не могло удержать и Лизу — ни, дома, ни на работе, и вскоре она шла к вокзалу, торопливая, возбужденная.