Значит, думаю, прав я, не то что до суда, но и до следствия дело это не дойдет, если я сейчас злодея, падаль эдакую, сдам в ментуру, – тут тупик.

Впрочем, мне даже повезло. Я ведь, оказывается, при любом раскладе дел ходил под колуном. Не узнай я, что там в кассете за зрелище, все равно колун. Так было Моловским задумано с самого начала. На всякий случай. Ты сделай, Пал Палыч, дело, а мы замочим тебя умело. Кстати, до колуна… бр-р-р… меня еще и пытки ожидали адские – чего ж тут дуться на судьбу. Я ж не Вольф Мессинг – иди знай, как оно все было задумано. Раз мозги не потянули – что ж их теперь, вышибить из черепа?

Все это взбесило меня окончательно.

– Вот и доигралась ты, крыса, – говорю Моловскому, – в кино и в театре, готовься получить за все в пекле ада!

Не скрою, приятно было припугнуть зверя. Я подошел к камину. Бросил в него фотоальбом и кучу какого-то бумажного мусора, плеснул туда виски, открыл трубу, и тогда Моловский, поняв, что это конец, что сейчас я на нем за все отыграюсь, спокойно предложил открыть тайничок с камешками в обмен на пулю в лоб и избавление от пытки огнем, что мне и в голову не приходило. Просто он не мог не мерить меня по себе.

В тот момент мыслишка у меня мелькнула типа поторговаться, учинить допрос – для того его учинить, чтобы попытаться просечь природу адского извращения и попытаться заглянуть в тайные глубины психики внешне нормального вроде бы человека. Неимоверно тошно было при этом душе моей и нервишкам… тошно, скучно, грязно, омерзительно и безысходно.

Потом подумал, что Моловский и сам не знает, откуда у него эта страстишка и почему. Взведя курок, спрашиваю: точный адрес тайника, и на этот раз – я сделаю вам подарок.

Моловский указал адрес, приметы места и так далее. Я через подушку пустил ему пулю в затылок.

А до меня вам не дотянуться. Да и зачем я вам нужен, у вас и без меня астрономически вырос счет висяков. Надо полагать, уникальная коллекция камешков уже перешла в собственность любезного Отечества, если не разошлась по рукам. Единственно, в чем я себя не перестаю винить, – это в том, что существую на бабки Моловского, которые мне удалось переправить за бугор. Но в наши дни из Отечества утекают гораздо большие суммы, чем какая-то пара лимонов, не так ли? Впрочем, иного выхода у меня не было. Да и жизнь не была бы жизнью, если бы мы пускали себе пулю в лоб из-за того, что некоторая нелюдь, сама не зная почему, продолжает делать почти невыносимыми условия нашего, зверей, растений, самой Земли, и без того нелегкого существования.

Начну вот с какого культурного факта действительности: небезызвестный в народе Чукча, принесший нашей стране славу на мировой анекдотической арене, любил говаривать, что он не читатель, а писатель. Так вот, я всего лишь читатель, естественно, русский, тысяча девятьсот шестьдесят третьего, бывший афган, в данный момент задержанный Жеднов, произносимый только через «е», а не через так называемое «ы», считаю себя любимцем книг, хотя, пусть меня, если вру, расстреляют, желаю еще раз подчеркнуть, что вовсе не претендую на обладание дамой древнегреческой национальности под общим названием Муза.

Почему я отказывался от устного ответа на вопрос Валяева: «Как ты Жыднов, сволочь такая и бывший герой афганского плена, превратился в бандита?»

Ответ прост: Валяев целую неделю изгалялся не столько над моим внешним видом, сколько над внутренним самолюбием. Я закономерно заявлял, что если он еще раз назовет фамилию Жеднов через «ы», то в порядке встречного иска и защиты гена истинно русской национальности так двину, сука такая, в глаз чугунным вот этим Лениным, что ни один Святослав Федоров не восстановит твою авоську, она же сетчатка.

После чего решительно объявляю политическое кочумалово. Конечно, только Бог всегда располагает, а я в данный момент дознания всего лишь предполагаю, что если б наконец-то весь наш народ перевели с устных показаний на письменные, то в нем с ходу стало бы больше писателей, чем читателей. Потому что, если хотите знать мое мнение, из предварительного следствия обозримей, чем со свободы, видны основные очертания Страшного суда, по сравнению с которым нарсуд – это же смешно… это меньше того же микроба на фоне, допустим, слона. Заодно произошел бы исторический обгон вражеской Америки и всех стран Евросоюза хотя бы по писательству, а то и по правописанию истин. Поэтому, как это происходит на пляже, чтоб далеко не летать, в Греции, – поэтому официально спрашиваю у политологии всяких Глоббов и Павловских: хули уж терять время? Забыли эту тему.

Продолжая политически кочумать, возвращаюсь к описанию противозаконно текущего моего дела. Я, добавляю письменно Валяеву, находясь в плену у душманства, молчал. Ни одной военной тайны врагу не выдал – это для меня святое – кроме той похабной тайны, что наш замполит является пассивным гомсомольцем и после отбоя пидарасит с активным начкухней кавказской, конечно, нации, которая после еврейского свала заняла все теплые местечки, где можно, а где и нельзя. Но это фаллос с вами, гады народа, как выражались древние греки. Век не забуду нашего историка, классного руководителя и к тому же алкаша, пиво бадаевское с которым выпивали на уроках.