Шевченко Тарас Григорьевич
Шрифт:
V
Время шло. Уж молодицы Каравай месили На хуторе. Отец старый, Не жалея силы, С молодицами танцует, И двор подметает, Да прохожих да проезжих К себе зазывает, Варенухой угощает И на свадьбу просит. Знай бегает — а самого Еле ноги носят. Во дворе и в хате хохот И шум небывалый, И бочонки выкатили С громом из подвала. Прибирают, пекут, варят… Да только чужие. Где же Ганна? На святое Богомолье в Киев Пошла она. Молил старый. Просил Марко слезно Матерью быть посаженой. «Нет, Марко! Как можно! Я же наймичка, — неловко Сидеть-величаться Мне на свадьбе… Станут люди Над тобой смеяться. Пусть господь вам помогает! Пойду помолюсь я Святым в Киеве, а там уж Домой ворочуся В вашу хату, коль примете. Пока будут силы, Потружусь я…» С чистым сердцем Крестом осенила Марка Ганна… Заплакала И вышла в ворота. Зашумела свадьба в доме, И пошла работа Музыкантам и подковкам, Столы поливают Варенухою. А Ганна Бредет, ковыляет. Пришла в Киев, у мещанки Стала, поселилась, Нанялась носить ей воду — Денег не хватило, Чтобы отслужить молебен. Носила, носила, Заработала немного И в лавре купила Марку шапочку святую С Ивана святого, Чтоб голова не болела У Марка родного. И колечко от Варвары Невестке достала И, всем святым поклонившись, Домой возвращалась. Возвратилась. Катерина И Марко встречают За калиткой, ведут в хату И за стол сажают; Напоили, накормили, Про путь расспросили, Ей в горнице Катерина Постель постелила. «За что они меня любят? За что почитают? О боже мой милосердный, Может, они знают… Может, они догадались… Нет, не догадались — Они добрые…» И Ганна Тяжко зарыдала. VI
Трижды речка замерзала И трижды вскрывалась; Трижды в Киев работницу Катря провожала, Как мать свою. И в четвертый Ее проводила До кургана в поле чистом И бога молила, Чтоб скорее возвращалась, А то пусто в хате, Словно мать ушла куда-то, Покинула хату. В воскресный день после пречистой — После успенья, дед Трофим, Надевши брыль, в сорочке чистой Сидел у хаты. Перед ним Играл с собакой внучек малый, А внучка, в кофту нарядясь В Катрусину, как бы пришла Проведать дедушку. Смеясь, Старик с шалуньей говорил, Как с настоящей молодицей: «А что же ты без паляницы? Иль по дороге кто стащил? Или забыла взять из хаты? А может, вовсе не пекла? Э, стыдно как! Ну, хороша ты!..» Вдруг — глядь! — работница вошла Во двор. Со стариком внучата Бегут встретить свою Ганну. «А Марко?» — в тревоге Деда спрашивает Ганна. «Все еще в дороге». «А я нынче утомилась, Дошла к вам насилу. Не хотелось на чужбине Ложиться в могилу! Только б Марка мне дождаться… Так тяжко вдруг стало!» И внукам из узелочка Гостинцы достала — Дукатики, и крестики, Да бусы цветные Яриночке, да из фольги Образки святые; Карпу глиняную птичку И лошадок пару, И четвертый уже перстень От святой Варвары Катерине. Деду свечки Из воска святого, Лишь себе с Марком подарка Ганна никакого Не принесла, не купила, Денег не хватило, А работать не могла уж. «А тут где-то было Полбубличка!» По кусочку Детям раздавала. VII
Вошла в хату. Катерина Ей ноги помыла И полдничать усадила. Не до того было Старой Ганне. «Воскресенье Когда?» — вдруг спросила. «Через день». — «Молебен нужно Справить — помолиться Николаю-чудотворцу, Вынуть бы частицу, — Что-то долго Марка нету… Сохрани нас боже, — Он в пути не заболел ли, Вернуться не может?» Заплакала работница, Еле-еле встала Из-за стола. «Катерина! Не та уж я стала: Состарилась, силы нету На ноги подняться. Тяжко, Катря, в чужой хате Смерти дожидаться». Захворала, несчастная. Уж и причащали И соборовали Ганну, Да легче не стало. Возле хаты Трофим старый Как убитый бродит. Катерина ж от болящей На шаг не отходит; День и ночь она над Ганной Очей не смыкает, А сычи на крыше ночью Худое вещают. Ни минуты болящая Покоя не знает, Все расспрашивает Катрю: «Катруся родная! Что, Марко не воротился? Ох, если б я знала, Что дождусь его, увижу, Может, легче б стало». VIII
Идет Марко с чумаками. Идет, распевает, Не спешит, волов пастися В степи отпрягает. Везет Марко Катерине Сукна дорогого. Шелком шитый пояс красный Для отца седого. Красный с белою каймою Платочек для Ганны, А еще ей на очипок Парчи златотканой. А для деточек сапожки, Фиг и винограду, А всем вместе им — красного Вина из Царьграда Ведра три везет в бочонке, Доброй икры с Дона, — Всего везет, да не знает, Что творится дома. Идет Марко, не горюет. Пришел — слава богу! И ворота отворяет, И молится богу. «Слышишь ли ты, Катерина? Марко воротился! Беги встречать. Скажи ему, Чтоб поторопился!.. Слава тебе, Христе-боже! Дождалась насилу!» — И Отче наш тихо-тихо, Как сквозь сон, твердила. Старик волов распрягает И ярма снимает Узорные. А Катруся Марка обнимает «Где же Ганна? Не спросил я Про нее ни слова… Да жива ли?» «Жива, Марко, Только нездорова, Худо ей. Пойдем скорее, Пока распрягает Отец. Давно тебя, Марко, Ганна ожидает». Пошел Марко с Катериной И стал у порога Испуганный… Ганна шепчет: «Слава… слава богу! Иди, Марко… Слышишь, Катря, Ты выйди, родная: Расспросить его должна я, Поведать, что знаю». Тихо вышла Катерина, А Марко к постели Подошел и наклонился. Ганна молвит еле: «Марко, в лицо погляди мне, Видишь, какой стала. Я не Ганна, не наймичка, Я…» И замолчала. Марко плакал и дивился, Вновь глаза открылись, Грустно, грустно поглядела — Слезы покатились. «Прости меня. В чужой хате Свой век прожила я… Прости меня… я, сыночек, Твоя мать родная». И умолкла… Марко обмер, Земля содрогнулась. Очнулся он… к ней — к родимой, А мать уж заснула!