«О, злее зла честь татарская! – восклицали тогда. – Даниил Романович, князь великий, владевший Русской землей – Киевом, Волынью, Галичем, стоит на коленях, холопом называется, дань обещает платить, за жизнь свою трепещет, угроз боится!.»

Нестерпимым показалось такое унижение Даниилу. Скрепя сердце, в надежде на помощь с Запада, он решился дать клятвенный обет покорности римской церкви и принял королевский венец, по выражению летописца, от Бога, и от престола св. Петра, и от отца своего папы Иннокентия… Ведал ли король галицкий, что творил, вступая в столь тесную связь с Западом? Бесспорно.

И дальнейшая история русского народа доказала это: мы не могли бы успешно продолжать свое развитие, окончательно замкнувшись в себе и устранившись от Запада, не усвоив себе плодов высшей европейской культуры. Но вопрос не в этом, а в том, когда, на какой ступени своего развития могли мы воспринять семена европейской культуры, не страшась потери своей политической и духовной самостоятельности?

Если в XVIII в., уже достаточно сильные своим государственным единством и национальным самосознанием, вступив в тесное культурное общение с Западом, мы тем не менее вкусили много, много горьких плодов этого сближения, – готовы ли мы были к такому сближению в XIII в.?.

К счастью, все задушевные планы и надежды Даниила на помощь Запада рушились. Запад обманул его, папа не прислал ему помощи, и Даниил, прервав все сношения с Римом, умер сыном православной церкви. Но лучшие силы этого благородного князя были потрачены безвозвратно: гоняясь за своей мечтой, он не успел ни освободиться от монгольского ига, ни позаботиться о том, чтобы оставить своему государству прочные залоги развития на будущее время.

«Не прошло ста лет после Даниила, – говорит историк, – и в то время как в Восточной Руси возникали прочные начала государственного единения, Южная Русь, явившись еще в ХIII в. на короткое время в образе государства, под властью князя, получившего титул монарха между европейскими государями, не только распалась, но сделалась добычей чужеземцев…

Восточной частью Южной Руси завладели литовцы, Западной – поляки, и, по соединении последних между собой в одну державу, Южная Русь на многие века была оторвана от русской семьи, подвергаясь насильственному давлению чуждых стихий и выбиваясь из-под их гнета тяжелыми, долгими и кровавыми усилиями народа».

Иной путь избрал славный князь Северо-Восточной Руси. Не рассчитывать на чужую помощь, а расти и подниматься собственными усилиями, с напряжением всех сил народных выработать и создать свой собственный центр могущества, сохранив неприкосновенными черты народности, и затем уже думать о свержении ига – таковы смысл и значение деятельности св. Александра Невского.

Какая могучая вера в свой народ требовалась для того, чтобы не смутиться обрушившимися над Русью бедствиями, чтобы надеяться на то, что рано или поздно, укрепившись духовно и собравшись с материальными силами, Россия воскреснет, как Феникс из пепла, для новой, политически и духовно самостоятельной жизни!

Западные враги неминуемо грозили не только политической независимости, но самой народности. Зато с ними можно было бороться, и наш национальный герой сражается с ними без устали, без малейшей уступки, до крайнего напряжения сил. Думать же о сопротивлении татарам при подавляющем, ввиду внутреннего состояния России, перевесе материальных сил на их стороне было немыслимо.

Необходимо было покориться им и на время пожертвовать политической независимостью. Зато они не представляли большой опасности для народности, для сохранения бесценных залогов будущего величия отечества. Стоило только внешними знаками глубокой покорности, обещанием богатых даней и подарками отстранять более тесное сожительство с варварами и держать их по возможности в некотором отдалении от Руси.

Татары и без того, по своей дикости и привычке к кочевому быту, совершенно не склонны к оседлой, городской жизни, особенно в северных болотистых и лесных странах. Им не по вкусу сложное устройство народов более образованных и оседлых. Не предпочтут ли они ограничиться временным пребыванием в России своих баскаков, оставив неприкосновенными религию и нравы и предоставив по-прежнему власть русским князьям?

Не предпочтут ли ханы и мурзы их довольствоваться большими доходами с покоренной страны, не утруждая себя скучными трудами и заботами суда и управления? Не останутся ли они в своих столь любезных им степях, не проникая вглубь Русской земли?

А между тем, усыпляя татар безусловной покорностью и данью, не следовало упускать из вида и забот о лучшей организации сил народных, чтобы хоть в будущем, близком или отдаленном, можно было вернуть и политическую независимость. Главная, самая могущественная охрана народности есть государство.

Сила, крепость и тяжесть этой народной брони, очевидно, должна соответствовать силе опасностей, которым она должна противостоять. Необходим был поэтому могучий подъем государственного духа, необходимо было довершить то, что было начато суздальскими князьями. Руси нужен был единодержавный властелин, распоряжающийся силами всей земли и имеющий полную возможность направлять их к общему благу.

Идеал такого властелина предносился светлому уму Андрея Боголюбского. Но, всматриваясь глубже в дело, мы едва в состоянии обнять все трудности задачи. Кто заставит князей отказаться от своих прав и вместо независимых владетелей сделаться подручниками? Кто заставит области и города отказаться от своей особности и слиться в одно политическое тело? Кто принудит население нести тяжкие жертвы во имя малопонятного ему блага государственного?