Таким образом, люди не подавляют воспоминания о пытках, об участии в военных действиях или о том, как они стали жертвами природных катастроф (если не получили при этом повреждения мозга), хотя детали даже таких ужасных воспоминаний с течением времени искажаются, как и у любых воспоминаний. «По-настоящему травмирующие события, ужасные, угрожающие жизни переживания никогда не забываются, не говоря уже о тех случаях, когда они повторялись, — говорит Макнелли. — Основной принцип такой: если жестокое обращение или сексуальные домогательства были травмирующими в то время, когда это происходило, маловероятно, что они забудутся. Если они забыты — маловероятно, что они были травмирующими. Но, даже если они были забыты, нет доказательств того, что они были блокированы, подавлены, изолированы какой-то психической преградой и поэтому недоступны».

Это, очевидно, разочаровывающая информация для клиницистов, убежденных, что люди, которых годами подвергали жестокому обращению или сексуальным домогательствам, подавят воспоминания об этом. Если бы они были правы, то, очевидно, что люди, пережившие холокост, были бы первыми кандидатами для демонстрации механизма вытеснения воспоминаний. Но, как все мы знаем, и как Макнелли документально подтверждает, пи один из людей, переживших холокост, не забыл того, что с ним произошло, и не вытеснил воспоминания об этом. У энтузиастов теории «возвращенной памяти» и на это есть ответ: они просто искажают факты. В одном исследовании, проведенном через сорок лет после войны, людей, выживших в нацистском концентрационном лагере Эрика, просили вспомнить о том, что они тогда там пережили. Когда их сегодняшние воспоминания сравнили с тем, что они рассказывали сразу после освобождения из лагеря, оказалось, что их воспоминания остались очень точными и детальными. Любой нейтральный обозреватель прочитал бы об этом исследовании и сказал: «Как удивительно! Они смогли и через сорок лет вспомнить все эти детали». Тем не менее, один из энтузиастов феномена «возвращенной памяти» цитирует это исследование как доказательство того, будто «опубликованы данные об амнезии у тех, кто выжил в нацистском концентрационном лагере во время холокоста». В реальности в этом исследовании не сообщалось пи о чем, даже отдаленно напоминающем амнезию. Некоторые бывшие узники не смогли вспомнить о каких-то эпизодах жестокости, хотя вспомнили многие другие им подобные, или забыли какие-то детали, такие как имя садиста-охранника. Это не вытеснение — это нормальное забывание деталей, которое характерно для всех нас, когда проходят годы со времени события [130] .

Терапевты, верящие в вытеснение, таким образом, находят его всегда, даже тогда, когда никто, кроме них, его не видит. Но, если все, что вы наблюдаете в вашей клинической практике, это доказательства, подтверждающие ваши воззрения, что же вы считаете опровергающими данными? Что, если у вашего клиента нет воспоминаний о травмирующих домогательствах не потому, что они вытеснены, а потому, что никаких домогательств не было? Что может вывести вас из подобного замкнутого круга? Чтобы предостеречь себя от ошибок, которые могут появиться в наших собственных наблюдениях, ученые изобрели контрольную группу: группу, в которой не применяется новый терапевтический метод или новое лекарство. Большинство людей понимает важность контрольных групп в исследовании эффективности нового лекарства, поскольку без контрольной группы вам будет не разобраться в том, чем именно вызван позитивный результат: новым лекарством или эффектом плацебо: т. с. ожиданиями пациентов, что раз им дают какое-то лекарство, то оно должно помочь. Например, в одном из исследований женщин, которые жаловались на сексуальные проблемы, было обнаружено, что 41 % женщин сообщили, что их либидо (сексуальное влечение) вернулось, когда они стали принимать виагру. Однако о том же сообщили и 43 % участниц контрольной группы, принимавшие не виагру, а пилюлю из сахара [131] . (Это исследование убедительно показало, что орган, который больше других влияет на сексуальное возбуждение, — это мозг).

Очевидно, если вы — психотерапевт, то не можете в случайном порядке одних ваших клиентов оставлять в листе ожидания, а другим уделять серьезное внимание — первые в этом случае быстро найдут другого терапевта. Но, если вас не научили помнить о проблеме «доброго дельфина», если вы абсолютно уверены в том, что ваши представления — верные, а ваши терапевтические навыки — безукоризненные, вы можете допустить серьезные ошибки. Социальный работник так объясняла, почему она решила отказать матери в опеке над ее ребенком: мать в детстве подвергалась жестокому обращению, а «мы все знаем», сказала она судье, что это серьезный фактор риска того, что мать сама будет так же поступать со своим ребенком. Такое заключение о цикле жестокости появилось из наблюдений подтверждающих его случаев: склонные к насилию родители, сидевшие в тюрьме или проходившие курс терапии, сообщали о том, что их жестоко избивали или подвергали сексуальным домогательствам их собственные родители. Что отсутствует — так это опровергающие случаи: дети, подвергавшиеся насилию, но не применявшие его сами, когда стали родителями. Они незаметны для социальных работников или психотерапевтов, потому что, по определению, люди, не использующие насилие, не могут оказаться в тюрьме, и им не нужна психотерапия. Психологи, проводившие лонгитюдные исследования, т. е. изучавшие детей в течение длительного периода времени, обнаружили, что хотя пережитое в детстве физическое насилие несколько повышает вероятность того, что дети могут стать склонными к насилию родителями, большинство подвергавшихся физическому насилию детей — почти 70 % — не повторяли жестокие поступки своих родителей [132] .

Сходным образом, предположим, что вы проводите сеансы терапии с детьми, подвергшимися сексуальным домогательствам. Вы всем сердцем сочувствуете им и внимательно замечаете все симптомы: они испуганы, они мочатся в постель, хотят спать с включенным светом, их мучают ночные кошмары, они мастурбируют или показывают свои гениталии другим детям. Через некоторое время вы, вероятно, будете весьма уверены в своей способности определять, подвергся ли ребенок сексуальным домогательствам, используя составленный вами список симптомов. Вы можете дать маленькому ребенку поиграть с куклами, точно воспроизводящими анатомические подробности строения человеческого тела, с расчетом, что то, что они не могут объяснить словами, может проявиться в игре. Одна из ваших пациентов засовывает палочку во влагалище куклы. Другая — рассматривает пенис куклы очень внимательно, что вызывает тревогу, так как ей только четыре года.

Психотерапевты, не получившие научной подготовки, вероятно, не заинтересуются неизвестными им случаями: т. е., особенностями поведения детей, не являющихся их клиентами. Они, вероятно, не задумаются о том, насколько распространены в целом во всей популяции детей такие симптомы как мочеиспускание в постель, сексуальные игры и страхи. Когда исследователи задались таким вопросом, они обнаружили, что дети, которые не подвергались домогательствам, гоже часто мастурбировали и проявляли сексуальное любопытство, а боязливые по своей природе дети, кроме того, мочились в постель и боялись темноты [133] . Даже дети, действительно подвергавшиеся сексуальным домогательствам, не демонстрировали какого-то предсказуемого набора симптомов. Ученые смогли об этом узнать, только наблюдая за поведением детей длительное время, а не ограничиваясь лишь 1–2 клиническими интервью. Обзор 45 исследований, в которых Дети, подвергавшиеся сексуальным домогательствам, исследовались продолжительное время (до полутора лет), обнаружил, что хотя поначалу эти дети демонстрировали симптомы страха и сексуальные действия чаще, чем дети, не подвергавшиеся домогательствам, «…не было ни одного симптома, который был бы характерен для большинства детей, подвергавшихся сексуальным домогательствам, [а] примерно у трети жертв вообще не было никаких симптомов… Эти данные предполагают, что не существуют никакого специфического синдрома, характерного для ставших жертвами сексуальных домогательств детей» [134] .

Кроме того, не было различий между детьми, подвергавшимися и не подвергавшимися сексуальным домогательствам, когда те и другие играли с куклами, обладавшими выраженными сексуальными анатомическими признаками, ведь выдающиеся гениталии — это такая интересная вещь. Некоторые дети делали с этими куклами очень странные вещи, и это ничего не значит, за исключением того, что игры с куклами — это ненадежные диагностические тесты [135] . В одном из исследований, которым руководили два видных специалиста в области возрастной психологии Мэгги Брак и Стивен Сеси, девочка засунула палочку во влагалище куклы, чтобы показать родителям, что, якобы, с ней произошло, когда ее в тот день осматривал врач [136] . Видеозапись показала, что врач не делал ничего подобного, но вы можете себе представить, что вы бы почувствовали, увидев, как ваша дочь таким способом играет с куклой, а психиатр бы торжественно вам заявил, что это означает: ваша дочь подверглась сексуальным домогательствам. Вам бы наверняка захотелось быстрее добраться до того врача.

Многие психотерапевты, начавшие специализироваться в сфере помощи подвергшимся жестокому обращению или сексуальным домогательствам детям в 1980-е гг., абсолютно уверены в своей способности определять, действительно ли ребенок был жертвой таких действий. В конце концов, говорят они, за их плечами годы клинической практики. Тем не менее, исследования, одно за другим, показывают, что их уверенность ошибочна. Например, медицинский психолог Томас Хорнер с коллегами изучили диагнозы, поставленные группой опытных экспертов-клиницистов в случае, когда отец был обвинен в сексуальных домогательств по отношению к его трехлетней дочери. Все эксперты изучили стенограммы, присутствовали во время интервью ребенка и смотрели видеозаписи общения девочки с родителями, а также изучили клинические данные. У экспертов-клиницистов была идентичная информация, но некоторые из них были уверены в том, что домогательства имели место, а другие — убеждены в том, что их никогда не было. Исследователи потом попросили выборку из 129 психотерапевтов проанализировать те же данные, оценить вероятность того, что девочка подвергалась сексуальным домогательствам со стороны ее отца и дать рекомендации относительно того, лишать или нет отца родительских прав. Опять-таки, заключения варьировали в широком диапазоне: от абсолютной уверенности в том, что девочка была жертвой сексуальных домогательствах, до абсолютной уверенности в том, что не была. Некоторые психотерапевты рекомендовали навсегда запретить отцу общаться с дочерью, другие — передать ее на попечение отца. Эксперты, верящие в то, что сексуальные домогательства в семьях по отношению к детям — это распространенное явление, были склонны немедленно интерпретировать неясные и двусмысленные факты в поддержку своего мнения, те, кто был настроен скептически к подобным утверждениям, не соглашались с подобной интерпретацией. Для экспертов, не склонных скептически анализировать факты и данные, как сделали вывод исследователи, «верить — означает видеть» [137] .