Глаза его были светло-серыми – удачное сочетание с золотистыми шевелюрой и бородой, Цкуру невольно залюбовался. Определенно, таким людям, как Эдварт, леса и озера подходят больше, чем мегаполисы.

– Как я понимаю, вы приехали пообщаться с Эри? – уточнил Эдварт.

– Да, у меня к Эри-сан разговор, – ответил Цкуру. – Она сейчас здесь?

Эдварт кивнул.

– Здесь… Гуляет с дочками после обеда. Наверно, у озера на поляне. Там прекрасно гуляется. Собака вернулась раньше, как всегда. Значит, и они вот-вот появятся.

– У вас прекрасный японский, – похвалил Цкуру.

– Я прожил в Японии пять лет. Сначала в Гифу, потом в Нагое. Осваивал японскую керамику. Если б не учил язык – ничего бы не получилось.

– И там вы встретились с Эри-сан?

Эдварт рассмеялся – очень светло и душевно.

– О да! И сразу влюбился без памяти. Восемь лет назад мы женились в Нагое, а потом переехали в Финляндию. И с тех пор лепим посуду здесь. Вернувшись, я какое-то время работал дизайнером на фабрике «Арабиа». Но уж очень хотелось заняться чем-то своим, вот и подался во фрилансеры. Еще дважды в неделю читаю лекции в университете.

– И каждое лето приезжаете сюда?

– Да, с начала июля по середину августа мы здесь. Неподалеку у нас с друзьями небольшая мастерская. Там я работаю с утра, а обедать прихожу домой. И оставшийся день до вечера – с семьей. Гуляем, читаем книги. Иногда все вместе рыбачим.

– Здесь очень красиво.

Эдварт жизнерадостно улыбнулся.

– Спасибо. Да, тихо, и работа спорится. Мы живем простой жизнью. Детям нравится. Эта природа – их родной дом.

Вдоль выбеленных стен, ближе к потолку, тянулись деревянные полки, на которых стояла посуда. Почти никаких других украшений в доме не было. Простые круглые часы на стене да музыкальный центр со стопкой компакт-дисков на старом массивном комоде.

– Примерно треть того, что на этих полках, создано руками Эри, – сказал Эдварт с гордостью в голосе. – У нее, как бы лучше сказать, природный дар. Врожденное чутье. Мы с ней выставляемся в нескольких магазинах Хельсинки, и кое-где ее работы куда популярней моих.

Цкуру слегка опешил. Черная лепит из глины посуду?

– Вот уж не знал, что она обожает керамику, – сказал он.

– Увлеклась она этим не сразу, – пояснил Эдварт. – Уже после обычного университета поступила в Институт искусств Айти, на отделение прикладных ремесел. Там-то мы с нею и встретились.

– Вот как? Я-то знал ее только лет до двадцати.

– Так вы с ней школьные друзья?

– Именно.

– Цкуру Тадзаки-сан… – Эдварт будто заново покатал это имя на языке. Прищурился, порылся в памяти. – А знаете, мне ведь Эри о вас рассказывала! Вы один из той «неразлучной пятерки», верно?

– Да, все так. «Нерушимый союз пятерых».

– На нашу свадьбу в Нагое из вас четверых пришло трое. Красный, Синий и Белая… Так, кажется? Ребята с «цветными» фамилиями?

– Точно, – сказал Цкуру. – Я, к сожалению, не смог.

– Ну зато сейчас сумели вырваться. – Эдварт радушно улыбнулся. По его золотистым усам пробежали яркие искры, как по дровам в костре. – Так вы, Тадзаки-сан, путешествуете?

– Ну да, – только и ответил Цкуру. Объяснять, как все на самом деле, пришлось бы слишком долго. – Отправился мир посмотреть, заехал в Хельсинки. Подумал, что неплохо бы в кои-то веки свидеться с Эри, вот в итоге к вам и добрался. Решал я все как-то спонтанно, поэтому заранее предупредить не успел. Надеюсь, вы не в обиде?

– Что вы, какие обиды? Да мы просто счастливы, что вы добрались к нам через полмира! Как удачно, что я сегодня решил остаться дома. Вот Эри обрадуется…

Хорошо, если так, подумал Цкуру.

– А можно взглянуть на ваши работы? – спросил он, показывая на полки вдоль стен.

– Конечно! Берите в руки, не стесняйтесь. Ее работы и мои стоят вперемежку, но их можно легко различить по ощущению. Думаю, вы сразу разберетесь, где чье.

Бродя вдоль полок, Цкуру разглядывал керамическую посуду – чашки, миски, тарелки. Иногда попадались вазы или кувшины.

Как и сказал Эдварт, авторство каждого мастера угадывалось с первого взгляда. Гладкая фактура, пастельные тона – это, конечно, работы мужа. Цвета – где гуще, где прозрачней – перетекают из оттенка в оттенок неуловимо, как ветер или вода, при этом – никаких рисунков, узоров или орнамента. Натуральный цветовой переход – рисунок сам по себе. Создание же всех этих переходов и переливов требует высочайшего мастерства. Это Цкуру легко представил, даже ничего не смысля в керамике. Намеренно скупой, без украшательства дизайн и ласкающая пальцы поверхность – вот что отличало творения Эдварта. Несомненно, в основе своей они питались традициями Северной Европы, но их отрешенная простота говорила и о влиянии японской гончарной школы. Удивительно легкие, сами ложатся в руку, очаровывают проработкой деталей. Настоящие шедевры, на такие способны очень немногие мастера. Нечего и говорить: на фабрике массового производства природный дар Эдварта просто никому бы не пригодился.