– У них все нормально?

– Да вроде бы, – ответил он. – И с работой, похоже, ладится.

– Все так же в Нагое? Один успешно торгует «Лексусами», другой выращивает конторских крыс?

– Точно.

– Ну а сам-то как? Доволен жизнью?

– В целом да… Работаю в токийской железнодорожной компании. Станции строю.

– Как же, слухи и до нас долетали, – сказала Эри. – О том, что живет наш Цкуру в столице, строит станции да вокзалы. И встречается с очень смышленой подружкой.

– Пока так, да.

– Значит, все еще холостяк?

– Он самый.

– Как всегда, стараешься жить по-своему?

Цкуру промолчал.

– Ну и о чем же вы говорили?

– О том, что произошло между нами шестнадцать лед назад, – ответил Цкуру. – И о том, что случилось с нами за эти шестнадцать лет.

– А с ними встретиться тебе тоже посоветовала подруга?

Цкуру кивнул.

– Она сказала, что я должен хорошенько разобраться в своем запутанном прошлом. Иначе я никогда от него не освобожусь.

– То есть она чувствует, что тебя… терзают какие-то нерешенные вопросы?

– Да, чувствует.

– И не хотела бы из-за этого тебя потерять?

– Пожалуй.

Эри стиснула в ладонях чашку, словно проверяя, насколько та горяча. И сделала глоток.

– Сколько ей лет?

– На два года старше меня.

Эри кивнула.

– Я так и думала. Тебе должно быть лучше с женщинами старше тебя.

– Возможно.

Они помолчали.

– Всю жизнь нас терзают какие-нибудь нерешенные вопросы, – наконец сказала она. – И все они связаны между собой. Не успеешь с одним разобраться, тут же другой навалится. И освободиться от них совсем, наверное, не так уж и просто. Ни тебе с твоей жизнью, ни мне с моей…

– Конечно, совсем освободиться – не просто. Но это не значит, что нужно давать им накапливаться нерешенными, – сказал Цкуру. – «Как бы мы ни хоронили воспоминания – историю не сотрешь»… Так сказала моя подруга.

Эри встала, подошла к окну. Потянула вверх раму, открыла – и снова села за стол. Под далекое прерывистое постукиванье лодки о причал ветер играл занавесками. Она смахнула челку со лба, положила руки на стол и посмотрела на Цкуру.

– Некоторые печати прирастают так, что их уже не сорвать.

– А никто не собирается срывать их насильно. Мне это не нужно. Я просто хотел бы взглянуть, что это за печати.

Эри посмотрела на свои руки. Они стали куда крупней, чем их помнил Цкуру. Длинные пальцы, стриженые ногти. Он представил, как эти пальцы вертят гончарный круг.

– Ты говоришь, я здорово изменился, – сказал Цкуру. – Да, я и сам так думаю. Шестнадцать лет назад мои лучшие друзья обрубили со мной отношения. И какое-то время – целых пять месяцев, если точно, – я жил с постоянной мыслью о смерти. То есть действительно и всерьез только о ней и думал. Ничего другого даже в голову не приходило. Не хочу преувеличивать, но я действительно дошел до последней черты. Стоял перед ней, глядел за нее и не мог отвести глаз. Но каким-то чудом умудрился вернуться сюда, в этот мир, а тогда мог умереть в любую минуту. Сейчас я оглядываюсь на то время… Думаю, у меня тогда что-то случилось с психикой. Не знаю, как такая болезнь называется, невроз или еще что. Но голова оставалась ясной. Никаких шумов или галлюцинаций. Очень странное состояние…

Он помолчал, глядя на ее недвижные руки, и продолжал:

– Те пять месяцев изменили меня полностью. Вся старая одежда стала мне велика. Из зеркала глядел совершенно другой человек. Видимо, тот, кем я и стал в душе. После кошмара, который я пережил, мне куда больше подходили его безумное лицо, его изможденное тело. И все потому, что от меня отреклись друзья. Это и стало главной причиной моего перерождения.

Эри слушала, не говоря ни слова.

– С чем бы лучше сравнить… – Он поискал слова. – Наверно, так чувствует себя человек, которого среди ночи смыло волной с палубы морского судна. – Сказав так, Цкуру поймал себя на том, что цитирует сравнение Красного. Он вздохнул и продолжил: – Сам ли я не удержался или кто-то меня столкнул, непонятно. Но судно поплыло дальше, а я остался барахтаться в черной холодной воде. Смотрел, как удаляются от меня огни палубы, на которой никто – ни команда, ни пассажиры – не знает, что я упал за борт. И что мне совершенно не за что ухватиться. Тот ужас преследует меня до сих пор. Лихорадочная дрожь от понимания того, что тебя выкинули, как мусор, и оставили барахтаться посреди холодного мрачного океана. Наверно, с тех самых пор я стараюсь ни с кем не сближаться – и всегда оставляю между собой и другими ничем не занятое пространство.

Цкуру поднял над столом руки и развел их примерно на ширину плеч.

– Не исключая, конечно, что я с рождения такой. И что выдерживать с людьми дистанцию – мое обычное свойство. Но ведь тогда, в старших классах, у меня и в мыслях не было сохранять какую-либо дистанцию между собой и вами. По крайней мере, насколько я себя помню. Хотя сегодня кажется, будто все это было в какой-то прошлой, не совсем моей жизни…

Эри потерла щеки ладонями, словно хотела умыться.

– Ты, наверное, хочешь узнать, что же на самом деле случилось шестнадцать лет назад, я так понимаю?

– Да, – ответил Цкуру. – Но прежде всего я хочу сообщить тебе, что Белой – то есть Юдзу – я не сделал ничего плохого.

– Разумеется, я это знаю. – Эри наконец отняла от лица ладони. – Ты никак не мог изнасиловать Юдзу. Это было ясно сразу.

– Но сперва ты все-таки поверила ей. Как поверили Красный с Синим.

Эри покачала головой.

– Нет, с самого начала не верила. За Красного с Синим ничего не скажу. Но я – не верила. Сам подумай. Разве ты на такое способен?

– Но тогда почему же…