– Премного благодарен, – сказал Булат и отправился в свою комнату.

Там он принял контрастный душ, оделся, уселся в кресло и включил телевизор.

Легкий стук в дверь заставил его оторвать взгляд от экрана.

– Войдите!

На пороге возникла горничная.

– Татьяна Юрьевна просит вас на завтрак.

– Меня?

– Да. – Девушка отчего-то покраснела и опустила взгляд в пол.

Когда Булат поднялся на террасу, Татьяна стояла у перил. Посреди огромной площадки с колоннами, подпиравшими крышу, стоял стол, накрытый на две персоны.

– Если вы пригласили меня, чтобы съесть, то простите, – проговорил Кирилл.

Женщина вздрогнула и развернулась. Тонкие брови взлетели на середину лба.

– За что?

– Я жесткий!

– Я не каннибал. Просто не люблю есть одна.

Разговор они продолжили уже за столом.

– Настя сказала, что вы смотрели новости?

– Ну да, а что, у вас цензура? – Он отрезал кусочек мяса и отправил в рот. – Или это тоже не моя территория?

– Что интересного? – проигнорировав шутку, спросила она.

– Все по-старому, – ответил Кирилл, закусывая свекольным салатом. – Про отъезд вашего мужа сообщили.

Она улыбнулась.

– А если серьезно?

– На Украине фашисты наступают, а наши обороняются. – Он вздохнул. – Как сводки с фронтов в сорок первом.

– Даже не верится, что в наши дни такое происходит.

– Надеюсь, ваш супруг со своей армией не туда отправился? – Булат подцепил вилкой кальмара, который неожиданно свалился на стол.

– Он точно не доброволец. – Татьяна опустила взгляд. – Почему люди так хотят убивать себе подобных, что едут ради этого в другую страну?

Булат незаметно наколол упрямого моллюска.

– А она не другая. – Он отправил кальмара в рот. – Когда-то была одна страна, единое государство.

– Действительно. – Женщина грустно улыбнулась. – Я еще застала эти времена. Даже успела побывать октябренком.

– Как это мило, – вырвалось у него.

– Вы прямо как тургеневский герой заговорили, – восхитилась она.

– Они зачастую сентиментальные, а я этим не страдаю.

Затягивая кронштейн крепления трубопровода, Тарас с силой надавил на ключ. Рука, перепачканная маслом, неожиданно соскользнула, и он ударился костяшками пальцев о какой-то болт. Ключ со звоном полетел вниз.

Супруненко зажмурился и с силой втянул воздух через стиснутые зубы. Когда боль успокоилась, он слизнул кровь с разбитых пальцев и сплюнул прямо в трансмиссию. Бордовая слюна сразу испарилась на горячем выхлопном коллекторе.

Послышалась возня. Огромная машина слегка качнулась. О броню лязгнул автомат. Тарас приподнял голову и увидел, что на бронетранспортер карабкался Тит.

«Принесла нелегкая», – беззлобно подумал Супруненко, а вслух спросил:

– Выдвигаемся?

– Через десять минут, – ответил Тит и присел у люка на корточки. – У тебя все готово?

– У нас, – поправил его Тарас.

– Что? – не понял Тит.

– Танк, боевая машина пехоты и бронетранспортер есть оружие коллективное. Бой на нем ведет экипаж, который должен действовать как единый отлаженный механизм. Поэтому надо говорить «у нас», – объяснил Тарас. – Случись что с двигателем в бою, ты на меня все свалишь, а я, между прочим, не водитель.

Подполковника Супруненко поставили на должность сержанта, командиром отделения. Тит был заместителем командира взвода.

В той армии, в которой оказался Тарас, удивляться было нечему. Вместо танков и бронетранспортеров в войска поставляли автобусы и машины, к которым наспех приваривали листы железа. Бронежилеты, каски, боеприпасы, даже автоматы покупали за свой счет родители и волонтеры. В качестве средств связи в звене батальон – рота использовали детские радиостанции и сотовые телефоны, если позволяла сеть. Одним словом, потешное войско.

– Учитель выискался! – Тит беззлобно вздохнул и утер лоб.

– Я не учу. – Тарас попытался разглядеть ключ, лежащий где-то на дне трансмиссии. – Это тебе на будущее. Ты же собираешься жизнь войне посвятить, да?

– Пока последнего москаля из Крыма ногами вперед не вынесут, буду воевать, – подтвердил Тит. – Скажут на Москву идти, пойду.

– Поэтому мотай на ус, пока я живой. – Тарас встал. – Будешь своих подчиненных воспитывать в духе коллективизма. Один за всех, и все за одного.