Шрифт:
– Какой очаровательный кобелек! – воскликнула она. – Только очень грустный…
– Это не наш, – произнесла женщина совершенно иным, ледяным тоном. – Находится здесь на пансионе. Выздоравливает после гастрита. К сожалению, шерсть все еще в плохом состоянии. Через день или два его у нас заберут.
– И далеко повезут беднягу? – спросила Анна, не зная, что еще сказать, и подавляя зевок. Но овладевшая ею скука мгновенно улетучилась, как только она услышала ответ:
– Нет, ехать не нужно. Только дойти до Гранджа.
Очень стараясь говорить спокойно, Анна поинтересовалась:
– В таком случае это собака принадлежит миссис Ховард-Бленкинсоп?
– Да. А вы знаете ее?
– Да… То есть я хотела сказать…
– Полагаю, она скоро придет сюда. Обычно она приходит днем.
Вот это удача! Не понимая, что говорит, Анна воскликнула:
– Правда? Как это мило с ее стороны!
Женщина с удивлением на нее посмотрела.
– Неплохой человек, если разобраться, – заметила она. – И ко всему прочему владелица этого участка земли, который мы арендуем у нее под питомник.
Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Анна сказала:
– Знаете что? Если не возражаете, я, пожалуй, пойду взгляну еще раз на… хм… шотландцев, – и зашагала в направлении вольера, находившегося ближе ко входу, решив любой ценой оставаться в границах питомника, пока здесь не объявится миссис Ховард-Бленкинсоп. Между тем Мартин оставил женщин, и Анна краем глаза видела, как он «переговаривался» с парочкой юных фокстерьеров, присев на корточки у одной из дальних клеток. Анна мысленно обругала его и тоже приготовилась «беседовать» с собаками хоть до конца дня, если возникнет такая необходимость.
Но ей повезло. Не успела она дойти до клетки со щенками скотч-терьера, как на сцене появилась особа, которая могла быть только миссис Ховард-Бленкинсоп. Эта дама оказалась полной женщиной около сорока лет, ходившей по земле с такой важностью, словно эта самая земля ей принадлежала. Впрочем, в данном случае так и было. Но Анну больше заинтересовало ее лицо, которое показалось ей лицом вполне здравомыслящего человека. И ее одежда отличалась удобством и продуманностью. На ней были простые туфли на низком каблуке, плотные чулки и твидовый костюм с некоторыми современными декоративными элементами. Но все же эта разумная и практичная дама, по мнению Анны, кое в чем ошиблась. Отправляясь навестить одну собаку, она прихватила с собой другую – старого-престарого гончего кобеля. И, похоже, животному, наверняка побывавшему здесь не один раз, это не слишком нравилось, поскольку кобель постоянно скулил и старался укрыться за юбкой своей хозяйки. Это не спасло его от непрестанных наскоков беременной Шейлы, так что разговор между встретившимися у вольера женщинами постоянно прерывался то отчаянным лаем, то отрывистыми командами хозяек, пытавшихся призвать своих питомцев к порядку.
– Добрый день, Мэри, – произнесла миссис Ховард-Бленкинсоп, едва миновав арку ворот. – Пришла вот посмотреть, как поживает мой бедный Руфус… Не скули, Фриц, она не причинит тебе вреда, и ты отлично это знаешь!
– Добрый день, – ответила молодая женщина. – Шейла! Сейчас же оставь его в покое. Извините, миссис Ховард-Бленкинсоп. Боюсь, Шейла из-за беременности стала слишком раздражительной. Итак, о Руфусе. Полагаю, он в полном… Шейла! Ко мне!
– Пойдем, Фриц. Она знает, что ты ее боишься, и пользуется этим. И тем не менее… Мэри, не могли бы вы увести собаку? Я бы не захватила Фрица с собой, но ему так не хватает обычных воскресных прогулок, правда, дорогой?
Без особого желания Мэри схватила Шейлу за ошейник и увела в дом. Фриц, избавленный от своей недоброжелательницы, уселся на землю и принялся яростно чесаться. Хозяйка наклонилась к нему, чтобы потрепать по ушам, огляделась и тут заметила Анну.
– О! – воскликнула она. – Извините. Полагаю, вы пришли, чтобы купить какую-нибудь собачку, а я вам помешала. Я вас не заметила, простите.
Оказавшись лицом к лицу с человеком, ради которого она приехала в Линкольншир, Анна неожиданно почувствовала, что не может сказать ни слова. К счастью, миссис Ховард-Бленкинсоп определенно привыкла к тому, что молодые женщины в ее присутствии теряют дар речи, и, к облегчению Анны, взяла продолжение беседы на себя.
– Любите собак? – осведомилась она, зашагав к вольеру, в котором сеттер, учуяв хозяйку, уже залился радостным лаем. – Впрочем, о чем я спрашиваю? Каждый приличный человек любит собак – я так думаю. – Миссис Ховард-Бленкинсоп бросила взгляд через плечо на Мэри, следовавшую за ними. – Хорошая девушка. Правда, нерегулярно платит ренту, но я тем не менее стараюсь помогать ей чем могу. Но в любом случае не давайте тех денег, которые она требует. Если поторгуетесь, всегда есть шанс сбросить цену на полгинеи, а то и больше. Только не говорите ей, что я вам об этом сказала. Ну, здравствуй, дорогой Руфус. Видишь, малыш, твоя старая хозяйка пришла тебя навестить. Как поживает наш мальчик? Как видно, не очень хорошо. Бедняжечка… – И она начала сюсюкать с собакой, чего не стесняются даже самые большие интеллектуалы при общении с четвероногими друзьями.
Неожиданно словно из-под земли возник Мартин и взял Анну под руку. Затем, отведя ее от клетки с Руфусом, тихо спросил:
– Это кто?
– Миссис Ховард-Бленкинсоп, – словно бы с удивлением ответила она.
На лице у Мартина появилось озадаченное выражение.
– Уверен, что нет, – сказал он.
Анна с минуту смотрела на него в полном недоумении, пока до нее не дошло, к чему он клонит. Когда же это произошло, ее недоумение лишь возросло. У Анны не осталось сомнений, что эта женщина значительно отличается от данного Элдерсоном описания. Прежде всего, эта дама определенно получила неплохое воспитание. Конечно, ее манеры могли вызвать легкое удивление в Хэмпстеде, но здесь, в деревне, она была на своем месте. И ни у кого – и меньше всего у служанок отеля «Пендлбери-Олд-Холл», считавшихся у себя в заведении тонкими знатоками определения положения людей в обществе, – не повернулся бы язык назвать ее «женщиной, ведущей себя не как леди».