– Мюррей! У нас что, гости?

– Да, дорогая! – Он держится за перила лестницы из орехового дерева и кричит, обратив лицо вверх. – Молодая дама, подруга Орлы. Ее зовут Грейс.

– Грейс? – Анжелин подходит к верхней ступеньке и останавливается. – Грейс!

Быстро и изящно, несмотря на высоченные каблуки, сбегает по ступенькам. Лицо ее буквально светится.

– Дай на тебя посмотреть! – Она протягивает ко мне руки и целует воздух возле моих щек. – Ну до чего же хороша!

Анжелин делает шаг назад и внимательно смотрит мне прямо в глаза, потом оглядывает лицо, скользит взглядом по фигуре, снова смотрит в лицо. Поднимает прядки моих волос, трет их между пальцами.

– Ты знаешь, у меня парикмахер – просто сказка! – Касается кончиками пальцев моего лба. – И пользоваться косметикой никогда не бывает рано. Хотя бы простенькой, совсем чуть-чуть. – Она придвигается ближе, берет меня под руку. – Выглядеть привлекательной – священный долг каждой женщины.

– Спасибо, меня вполне устраивает и так. Какая уж есть. – Я не могу удержаться от улыбки.

Она выглядит почти так же, какой я ее помню, меня будто отбросило в прошлое, когда мне еще десять: я провожаю Орлу из школы до дома, мы заходим к ним, я наряжаюсь в старые кофточки Анжелин, примеряю шарфики, напевая, отбиваю чечетку по дому, Анжелин пляшет впереди; вот мы нарезаем овощи на кухне, я учусь готовить рататуй, рагу из овощей на оливковом масле, жареную утку, настоящий, крепкий рыбный бульон для буйабеса. А потом каникулы в Ле-Туке, где она пропала на целых два дня, а Роджер с Орлой делали вид, что ничего такого не случилось, все идет отлично и только я одна беспокоюсь как дура.

Она все еще красива, морщин почти не заметно, нос все тот же прямой и изящный, взгляд глубок и ясен, как и у дочери. Стиль одежды классический, сдержанный. На ней простенькое черное коротенькое платье и черные замшевые туфельки на шпильках. На шее изящное ожерелье из розовых жемчужин. Впрочем, губная помада, как и прежде, кричащая, кроваво-красного цвета.

– Ты познакомилась с Мюрреем? – Она протягивает руку с наманикюренными ногтями в его сторону. – Мы женаты уже почти пять лет.

– И оба счастливы, – вставляет он, глядя жене в рот, словно ждет подсказки, что говорить дальше.

– Мюррей занимался страховым бизнесом, но сейчас от дел отошел. Мы обожаем путешествовать. В этом году уже три раза побывали за границей.

Она отпускает мою руку и берет за руку мужа, улыбается ему в лицо, потом снова поворачивается ко мне.

– А ты все еще живешь в Файфе, Грейс?

– Да, все там же, в нашем поселке, – киваю я.

– В Файфе прекрасные площадки для гольфа. Вы играете в гольф? – спрашивает Мюррей.

Я отрицательно качаю головой.

– А ваш муж?

– Да, я замужем, но, увы, муж тоже не любитель.

– Жаль. Такой шанс упускает, – поджимает он губы. – Я бы с удовольствием туда прокатился, но у Анжелин с этим местом связано слишком много неприятных воспоминаний. – Он похлопывает ее по руке. – Увы, не всякому мужчине дано такое качество, как верность.

Я пытаюсь поймать взгляд Анжелин, но она как раз занята тем, что поправляет Мюррею воротничок. «Что он такое только что сказал?» – мелькает в голове. Образ Роджера в клетчатых подтяжках, с его бесконечным терпением к вялым, то и дело замирающим ритмам семейной жизни, никак не вяжется в моей голове с понятием адюльтера.

– Я вас не совсем понимаю, – говорю я.

Она поворачивается ко мне спиной.

– Мюррей, хватит болтать, дорогой! Ты опоздаешь.

Она чуть не силой тащит его к двери, сует в руки тапочки для гольфа, ключи от машины и буквально выталкивает из дома. В дверях он машет рукой в мою сторону, выходит, послушно усаживается в машину, покорно дает погладить себя по головке, а потом еще и расцеловать в обе щеки и даже в губы.

Гляжу на них, а сама думаю о Роджере, каким он был трудягой, настоящая соль земли. Добряк, всегда почтительный, спокойный и тихий. И постоянно шокируемый своей экстравагантной женой, которая никогда не упускала случая выпендриться перед публикой. Когда я была маленькой, мне очень нравилась ее буйная жизнерадостность, ее бьющая ключом энергия, ее бесшабашное поведение, которое было так непохоже на поведение моих родителей, но теперь, стоя здесь, я прекрасно вижу, как много усилий прилагает Анжелин, чтобы проявить свою волю.

Она машет рукой, пока Мюррей не скрывается за поворотом, потом возвращается в дом.

– Выходит, Роджер вам изменял?

– Изменять можно по-разному, Грейс. – Она вытирает ноги и смотрит на меня знакомым взглядом, тем самым, который некогда превращал меня в ее рабыню. – Он не дал мне той жизни, которую обещал.

Я озираюсь по сторонам. В прихожую Анжелин могла бы вместиться половина моего дома, а учитывая цены на жилье в Эдинбурге, эта недвижимость стоит раз в десять больше, чем моя.

– Потому что мало зарабатывал?

– Мне нравятся сильные мужчины, Грейс. Мужчины успешные, удачливые. А значит, и богатые. И я не делаю из этого никакого секрета.

– Да, но…

– Но? Но? – Мелодичный тон ее голоса меняется, становится резким. – Если человек постоянно стремится к новому, это что, преступление? Или, может, и жизненный успех – тоже преступление?

– Да я вовсе не хотела никого осуждать, – иду я на попятную, вдруг сообразив, зачем я здесь. – Просто вспомнила, какой Роджер был добрый.