– Не торопись, – говорит папа, похлопывая меня по руке. – Чтобы принять окончательное решение, времени хватает.

К окончанию школы нам всем уже по семнадцать лет. Юан, насколько мне известно, домой не вернулся. Даже не заезжал ни разу. Но я узнаю, что его приняли в университет, на архитектурный. Я набираю достаточно баллов, чтобы пойти на курсы медсестер, но мне еще нет семнадцати с половиной, поэтому я решаю продолжить учебу в школе еще один год.

– Ты пока маленькая, чтобы уезжать из дома, – говорит мама.

Биология в последнем классе оказалась гораздо более сложным предметом, чем я ожидала. Уже год, как я обслуживаю клиентов в ресторане, в том числе и Пола, и у меня хватает смелости задать ему вопрос.

– Вы берете учеников? – спрашиваю я, ставя перед ним тарелку с каменным окунем и жареной картошкой. – У меня с биологией проблемы.

Он отрывает глаза от газеты:

– Ну что ж, буду рад помочь. Поговори с родителями, что они скажут.

А что родители, они только счастливы, что я серьезно принялась за учебу, и Пол начинает заниматься со мной прямо в лаборатории университета. Мне нравятся его уроки, очень скоро я ловлю себя на том, что с нетерпением жду очередного занятия. Он помогает мне с проектом, кроме того, я встречаюсь с ним в иной обстановке, вижу, как он увлечен работой, как его уважают студенты и коллеги. С ним мне легко, как не бывает ни с кем другим из моих знакомых. Мы частенько говорим о Розе, а однажды, после занятий, он рассказывает о жене, Марсии. Они познакомились в университете, когда обоим было по восемнадцать лет. Начался бурный роман, она забеременела, и аборт делать не захотели оба. Взяли и поженились. Родилась Роза, он обожал ее до безумия, «прямо влюбился в нее» – это его слова. Она была замечательная девочка, милая и жизнерадостная. Потерять почти сразу и жену и дочь было для него очень нелегко.

– Ну ладно, хватит обо мне.

А я вижу, как дрожат его руки, когда он запирает лабораторию.

– Кстати, ты уже подала заявление на курсы медсестер?

– Еще нет. Но бланк заявления уже достала. Только не заполнила.

– А в чем дело?

Я пожимаю плечами:

– Сама еще не знаю, хочу ли стать медиком. Не переношу вида крови.

– Да, тогда все не так-то просто, – смеется он и нажимает кнопку лифта. – А знаешь, мне очень понравились твои рисунки в практических заданиях, прекрасные рисунки. У тебя настоящий талант.

– Я вообще люблю рисовать, и маслом пишу, и другими красками, – признаюсь я. – Была у меня мысль поступить в художественный колледж, но мама считает, что там учатся только хиппи, наркоманы и всякая богема и я там сама превращусь в хиппи. Марихуана, секс с кем попало и все такое.

– Ну, мама должна беспокоиться, такая уж у нее должность. Ты на нее не сердись.

Я слегка толкаю его в плечо:

– С чего вы взяли, что я на нее сержусь?

– Да уж вижу… у тебя бывает такое лицо… мол, отстань, отвали, а не то…

Мы входим в лифт, и он бросает на меня искоса быстрый взгляд:

– Сварливое, в общем.

– Сварливое? – поднимаю я вверх кулачки. – Это я сварливая?

Ночью, оставшись одна в своей спальне, я снова думаю о нем. Я все еще девственница. Давно пора избавиться, я уже не маленькая, мне почти восемнадцать лет, но этим должен был заняться Юан, а он уехал, и от него нет ни одного письма, ни словечка, и хотя я пару раз гуляла с другими парнями, но мне это быстро надоело. Неинтересно. Мысли переходят на Пола, я представляю, как он меня обнимает, целует, занимается со мной любовью. Руки у него уверенные, опытные, руки взрослого мужчины, он совсем не то что эти сопляки моего возраста, которые торопливо щупают меня дрожащими холодными пальцами.

Роза мне больше не снится. Я каждый день думаю о ней, но общение с Полом несколько умалило чувство вины. До конца, конечно, я его еще не преодолела. Я прекрасно помню, что натворила, и понимаю, что с этой памятью покоя мне не видать до конца дней моих. Я убила маленькую девочку, совсем еще ребенка, я всегда буду помнить об этом, но, слава богу, уже способна работать, совершать поступки, улыбаться и даже порой смеяться. Надо только держаться подальше от мест и избегать ситуаций, которые напоминают мне о трагедии, – теперь я и близко не подойду к лагерю скаутов или к озеру и не выношу запаха ландышевого мыла. Передо мной сразу встает картина: берег озера, посиневшее, распухшее лицо Розы, ее обезображенное водой тело.

Близится к концу учебный год, у меня последнее занятие с Полом. Я в отчаянии. Этот человек так глубоко вошел в мою жизнь, что я не знаю, как буду жить без него, не знаю, что делать, никак не могу придумать, что предпринять, какой найти предлог, чтобы наши встречи с ним не прекращались.

Мы переходим дорогу, направляемся к ресторану. Сегодня я не работаю, не моя смена. Я пригласила его на обед, хочу поблагодарить за все, что он для меня сделал.

Подают закуску – салат с креветками и острым соусом, – и мы начинаем есть, как вдруг он сообщает, что собирается на пару лет уехать в Америку. В Бостонском университете освободилась вакансия, и ему хочется поработать с профессором Баттеруортом, выдающимся и весьма уважаемым ученым в области биологии моря.

Сердце мое сжимается.

– Я буду очень скучать, – ни с того ни с сего вырывается у меня, даже сама удивляюсь и густо краснею.

– И я тоже, Грейс.

Он смотрит на меня добрыми глазами. Он всегда так на меня смотрит – по-отечески сдержанно и вместе с тем сочувственно, всепонимающе. Терпеть не могу этого взгляда.

– Я уже не ребенок, – говорю я. – Вы всегда смотрите на меня, будто я маленькая. А это не так. Через месяц мне будет восемнадцать.

Цепляю на вилку порцию салата и сую в рот.