– Нам надо решить, что делать с Орлой.

Я возвращаюсь к реальности, вспоминаю все, и сердце сжимается.

– Да, надо, – говорю я и трусь щекой о его грудь. – У тебя есть идеи?

– Может, откупиться?

– У меня нет денег.

– У меня есть.

– Нет, – хмурюсь я. – Твоих денег я не возьму. Только не это. Видит бог, все, что угодно, только не это.

– Не валяй дурака. – Он берет меня за руку и целует пальцы. – Если она собирается испоганить всю твою жизнь, а деньги помогут заткнуть ей рот, давай оставим дискуссии. Дадим ей сколько надо, и все.

Я, конечно, благодарна ему за предложение. Глаза мои вечно на мокром месте, слезы так и наворачиваются, и, чтоб унять их, я усиленно моргаю, потом встаю с постели и надеваю его рубаху.

– Я тебе отдам, – киваю в знак согласия. – Обязательно.

Он улыбается. Выглядит посвежевшим, лицо светлое и открытое, как у мальчишки, которого я хорошо помню.

Наклоняюсь к нему и целую:

– Сейчас принесу чего-нибудь выпить.

Иду на кухоньку, кладу в большой стакан лед, наполняю апельсиновым соком, возвращаюсь в спальню. Мы сидим, упершись в спинку кровати. Отпиваю из стакана, передаю ему. Какое-то время сидим так, прихлебываем, передавая стакан друг другу.

– На днях я была на кладбище, – говорю я, – и там пыталась представить, что бы подумала обо всем этом Мо.

– Мама была женщина практичная. Если б она знала, что означает фраза «минимизация негативных последствий», то употребила бы именно ее в нашей ситуации.

Он смотрит на часы и встает:

– Пускай Орла приходит к вам на воскресный ланч. Но сделай так, чтобы Пол уехал из поселка. А вы всем семейством отправляйтесь куда-нибудь погулять, на весь день.

– И что будет, когда она придет?

– Я ее встречу. И предложу ей денег. – Он наклоняется, подбирает одежду. – В общем, сделаю все, чтобы от нее избавиться.

Я тоже встаю:

– А что, если…

Он закрывает мне рот ладонью.

– Верь мне, – говорит он. – Я с ней разберусь. А потом все для нас вернется на круги своя. Все будет опять как обычно.

Как обычно. Как обычно – это хорошо. Как обычно – это прекрасно. «Как обычно» означает, что мы с ним снова становимся друзьями детства, коллегами по работе, и ничего более. «Как обычно» – значит, Полу никогда в голову не придет, что я знаю, как погибла его дочь. «Как обычно» – значит, мы уедем в Австралию, на целый год, может, больше, может, даже навсегда.

– Юан! – Я закусываю губу.

Ведь я не говорила Юану о том, что Полу предоставляют творческий отпуск и место для работы в Австралии. Не говорила, потому что мне казалось, он станет отговаривать меня, а теперь, когда мы с ним снова близки, мой отъезд приобретает еще большее значение.

– Что? – спрашивает он, уже наполовину одетый и продолжающий дальше исчезать под новыми покровами.

А потом он уйдет. Эта мысль пробуждает желание толкнуть его на кровать и снова взгромоздиться на него сверху.

– Спасибо, забирай свою рубаху.

Через голову стаскиваю ее, протягиваю ему.

Он медленно оглядывает меня с головы до ног.

Внимательно наблюдаю за движением его глаз и жду. И когда он прижимает меня к себе, вздыхаю с облегчением.

– Забудь ты про эту чертову рубаху.

Руки его блуждают по мне, ласкают спину, шею, ерошат волосы на затылке, потом снова сползают вниз.

– Это мое, не забывай, понятно?

Он берет меня за руку и сует ее мне между ног.

– Вообще-то, мое, – улыбаюсь я.

– Ты всегда была жадная.

Он целует мне шею, и я словно вся вытягиваюсь, становлюсь выше ростом.

– Это у тебя синдром единственного ребенка в семье.

Он дергает меня за мочку уха:

– Ничего, скоро я выбью из тебя эту дурь.

Я не сопротивляюсь, о нет, напротив, и только через час он провожает меня до калитки. Я пугливо оглядываю улицу, не видит ли кто, и, набравшись смелости, целую его на прощание.

Мои все дома. Они шумно приветствуют меня. Дейзи и Элла, а между ними Пол. Смотрят кино.

– А Эд где? – спрашиваю я.

– Ушел шары катать.

Пол хочет встать, но я машу рукой, чтоб сидел, ухитряюсь поцеловать его в щеку, хотя поначалу внутренне сопротивляюсь.

– Сегодня был какой-то сумасшедший день. Не возражаешь, если я сразу отправлюсь в постель?

Лицо его становится озабоченным.

– Может, тебе что-нибудь принести?

– Спасибо, не надо. – Роняю голову, будто смертельно устала. – Просто мне нужно как следует выспаться.

Желаю всем спокойной ночи, иду наверх, быстренько принимаю душ, ложусь и гляжу в потолок. Круговерть в голове успокоилась. Мысли стали эфемерными, прозрачными, беспомощными и куда-то улетучились. А я – просто машина, которая способна чувствовать. По телу все еще бродит эхо того, что недавно произошло со мной. Конечности расслабленные, податливые, размягченные до самых костей, тело сделано не из плоти и крови, а из воздуха и музыки. Где-то в тени прячется отвращение к самой себе (я не забываю, что измена мужу – это прямая дорожка к страданию), но сейчас мне кажется, будто меня насквозь промыли медом.