– Не надо, – говорю я и отталкиваю его.

Со вздохом он отступает.

– Прости, – быстро говорю я. – У меня в голове все смешалось. Никак не могу собраться с мыслями. Да черт побери, черт побери, я не знаю, что делать.

– Соберешься с мыслями – сообщи. А пока я хочу спокойно поесть.

Он идет и садится за свой стол. А я вышагиваю взад-вперед, дрожа от беспокойства и страха, никак не могу успокоиться. Страх парализует волю, я осуждаю себя, но не могу остановить эту безжалостную, жестокую карусель: а что, если… что же теперь будет… где выход… надо что-то делать, пока не поздно. Вспоминаю, что в шкафу стоит бутылка виски. Достаю, наливаю в стакан и в несколько больших глотков быстро выпиваю, невольно содрогаясь, когда огненная жидкость обжигает горло и бежит по пищеводу. Через несколько минут чувствую некое оцепенение в членах, но голоса в голове продолжают кричать и браниться. Мне хочется сейчас полного забвения, и я наливаю снова. Проходит еще несколько минут, в ушах слышится и нарастает умиротворяющий гул, и мне удается погасить посторонние звуки и настроиться на мысли более спокойные: я начинаю вспоминать.

Мне семь лет, и мы с папой едем кататься на велосипедах. Лето, и каждый вечер мы с ним отправляемся на соседнее поле покормить лошадь морковкой и ее любимыми мятными колечками. Завидев нас, она бежит навстречу, позволяет мне гладить бархатистую морду, а потом весело ржет, обнажая зубы, и я тоже смеюсь взахлеб. Но в этот день, как только мы приезжаем, происходит нечто ужасное: бедную лошадку убивают выстрелом в голову. Она падает на землю, резкий звук раскатывается по полю, во все стороны с криками разлетаются вороны. Я с визгом падаю с велосипеда. Папа помогает мне подняться, подходит к хозяину, мистеру Смиту, и стоящему рядом ветеринарному врачу, о чем-то говорит с ними.

– Она была больна, Грейс, – сообщает он мне. – Очень страдала. И врач пожалел ее, посоветовал пристрелить.

– Ничего он не пожалел! – кричу я и в первый раз в жизни начинаю понимать, что взрослым не всегда можно верить, что они часто лгут.

Меня мучают ночные кошмары. Снится кровь, снятся внутренности и много еще всякого, чего на самом деле не было. И единственный человек, который меня утешает и успокаивает, – это Юан, он делает это не словами или еще чем, нет, он просто пускает меня в свою кровать. Целых три ночи я лежу по ночам рядом с ним. Я ни о чем не думаю, просто лежу, в голове совсем пусто, и под звуки его дыхания израненное сердце постепенно успокаивается.

Руки и ноги уже тяжелеют, но я еще держусь, не падаю. Спотыкаясь, иду в рабочую комнату, гляжу на Юана. В ушах звенит, сердце отчаянно колотится, словно хочет выскочить. То, что я собираюсь сейчас сделать, большая ошибка, но я искренне верю, что цель у меня благая.

– Помнишь, как застрелили лошадь Смитов? – Чувствую, губы мои шевелятся, но голос звучит откуда-то издалека. – Помнишь, ты разрешил мне спать в твоей постели, рядом с тобой?

Он уже поел и сидит, откинувшись на стуле, положив ноги на стол.

– Сколько нам было лет?

– Семь.

– И я не воспользовался случаем, не попытался лишить тебя невинности?

Ужасно хочется ответить шуткой, но я не делаю этого.

– На четвертую ночь тебе надоело, и ты выгнал меня из постели пинком под зад, потому что тебе, видите ли, было жарко со мной, но три ночи ты был для меня все.

Я подвигаюсь ближе, словно меня тянет к нему невидимая веревка.

– И когда погибла Роза, ты был единственным человеком, которому я могла все рассказать.

Двигаюсь еще ближе.

– И когда ты вернулся в Шотландию, то снова помог мне. Я понимаю, ты женат, я замужем, понимаю, что я не должна это говорить…

Я в нерешительности умолкаю, пытаюсь сглотнуть, но такое ощущение, будто язык распух и едва ворочается.

– Ты всегда знал, как привести меня в чувство. Всегда, понимаешь?

Выражение его лица становится мягче.

– Грейс…

Он встает.

Я гляжу на его рубашку, не могу оторвать взгляд от пуговиц. Их шесть штук, голубенькие и с острой кромкой. Верхняя расстегнута. Я расстегиваю следующую, и рука моя скользит ему под рубашку, чуть пониже ключицы. Грудь его заросла мягкими волосами, они обвиваются вокруг моих пальцев. Взгляд мой следует за рукой. От него пахнет имбирным печеньем, и теплым шоколадом, и чем-то еще, и этот запах сводит меня с ума. О, какое облегчение. Я ни о чем не думаю, но вместе с тем какая-то неведомая сила тащит меня к нему все ближе и ближе. Касаюсь губами жилки, все быстрее бьющейся у него на шее.

– Ну пожалуйста… – шепчу я.

Он снова произносит мое имя, но на этот раз тверже и нежнее, и я чувствую, как падают последние оковы, мешающие нам. Он поворачивает меня кругом, спиной к себе. Я гляжу в окно, за которым зеленеет сад и на освещенном солнцем пятне во всю длину вытянулся Маффин. Обеими руками Юан берет меня за талию. Раскачивает из стороны в сторону, и я прижимаюсь спиной к его груди. Он целует меня в шею, и я закрываю глаза. Руки его блуждают по моей спине, расстегивают лифчик, и ладони накрывают мои груди. Он спускает с меня брюки, рука его скользит к бедрам, заползает между ними и раздвигает мне ноги. Пальцы проникают внутрь, я ловлю ртом воздух, наклоняюсь вперед, слышу, как он расстегивает молнию на джинсах, и из груди у меня вырывается стон. Сначала он проникает совсем неглубоко, двигается короткими быстрыми толчками, но мне этого мало, он это чувствует и толкает сильнее и глубже, но я шепчу, что сейчас кончу, и он останавливается, гладит мне спину, дожидается меня. Я чувствую огромное облегчение, все тело отдыхает, до кончиков пальцев. Я невольно улыбаюсь и сама себе удивляюсь. Он вынимает было, но я протестующе бормочу, поворачиваюсь, чтобы схватить его пальцами.

Он отодвигается и направляется в спальню. Садится на кровать, опирается спиной на спинку, и я опускаюсь на него сверху.

– Ох, как мне тебя не хватало…

– А мне…

Он бросает на меня быстрый взгляд, берет меня за бедра и сажает на себя еще глубже.

– Мне… больше…

Мы оба не проявляем желания торопиться. Стараемся делать все медленно, продлить сладострастные минуты и лишь потом, когда оба удовлетворены, ложимся на кровати, он на спину, а я сверху, животом к нему. Опираюсь на локоть и заглядываю ему в лицо. Все мои косточки словно размякли, шевелиться не хочется. Он поглаживает меня, рука его медленно скользит от ягодиц к шее и обратно. Так мы лежим несколько минут, молчим. Наконец он открывает рот.