Шрифт:
– Я…
– Чё якаешь? Мы о чём договаривались?
– Ни о чём. Я спешила.
– Спешила она! Если спешила, я бы тебя довёл!
– Не надо. Тимур, спасибо за всё, мне понравилось заседание. Не пойму, чего ты ещё хочешь?
– Подожди, ты что со мной так разговариваешь официально?
– Как?
– Нормально разговаривай!
– Я нормально разговариваю.
– Ты на понты вскочила, самое! Чего о себе думаешь? Хамить не надо мне!
– Я с тобой вежлива…
– Не перебивай меня! Когда, самое, увидимся? Кто с тобой был? Куда вы пошли? Я искал!
– Я сегодня уезжаю к тёте в город, не смогу с тобой больше увидеться.
– Не ври мне. Чё стало, самое? Ты задний ход даёшь?
Всё во мне заныло: как? Как я умудрилась вляпаться?
– Извини, Тимур, папа зовёт! Пока! – проговорила я и бросила трубку.
Через некоторое время телефон зазвонил снова, но я уже не подходила. Руки у меня дрожали.
– Патя! – послышался из кухни мамин голос.
– Я здесь!
– Гуляешь целый день, как уличная! А ну иди сюда, начинку для чуду сделай!
Я стянула с себя платье с блёстками, накинула халат и поплелась на кухню. Сердце щемило от восторга и жуткого страха одновременно. Хотелось сейчас же бежать из посёлка, подальше от Тимура. Но сперва нужно было пожарить лук, отварить в мундире и начистить картошку, размять и то и другое с сухим, купленным у соседки творогом и скатать в небольшие шарики. А дальше – будь что будет.
6. Каркунья
Абдуллаев-старший с женой встречали гостей на крыльце ресторанчика. Мать Марата, расцеловавшись с хозяйкой праздника, нырнула внутрь, в пестроту знакомых лиц, обниматься, шушукаться, вздыхать, восхищаться, судачить. Марат с отцом остались у входа обсуждать с мужчинами вчерашний, отгроханный в честь Халилбека концерт.
– Если дали провести концерт в посёлке, значит, скоро доберутся и до города. А там героя нашего и выпустят, – предрекали одни.
– Вот увидите, вся эта история с арестом – просто хитрый ход, чтобы отвлечь людей от общей неразберихи, – знающе пыжились другие.
– Говорят, настоящий Халилбек на свободе, а в тюрьме – подставной двойник, – шептали третьи.
Слухи про двойника, самые нелепые и фантастические, передавались из уст в уста, не то в шутку, не то всерьёз, но с особенным заговорщическим пылом.
– А на каком основании так решили? От кого слышали? – сердился отец Марата. – Что за небывальщина!
Оказывается, Халилбека видели то в городском парке, режущимся в шахматы с завсегдатаями тамошних скамеек. То на рынке, ловко взвешивающим инжир. То в рыбацкой лодке на заброшенном побережье вместе с местными, чёрными от солнца и просоленными морем подростками. То в поселковой мечети за «железкой» на утренней хутбе. Или же около «официальной» мечети на Проспекте, задумчиво изучающим раздаваемые рядом листовки. А то и вовсе – в том самом ресторанчике, где все и собрались отмечать сватовство сына Абдуллаевых.
Помешательство на Халилбеке росло как на дрожжах. Собравшиеся на торжество солидные отцы семейств перебрасывались сказочками о его тайном освобождении и вездесущести, словно детскими страшилками. С полудоверием и подавленным восторгом.
– Да просто заметят очень похожего человека, напридумывают и начинают передавать, – скептически предположил Марат, защищаясь от слепящего небесного шара ладонями.
– Конечно, – неожиданно поддержал его мрачный хилячок, переминавшийся рядом. – Халилбек никогда не стал бы играть в шахматы.
– Почему это? – удивились многие.
– Как? Вы не знаете? – Хилячок наставительно поднял указательный палец вверх. – В хадисах эта игра называется запретной.
– Только в недостоверных хадисах, вацок! – нашёлся что возразить знакомый Марату со школы здоровый усач в щегольской рубашке. – Нежелательно, но и не запрещено. Главное, чтобы доска не отвлекала от служения Аллаху.
Несколько человек засмеялись. В том числе круглый и влажный от пота человек лет шестидесяти с рассечённой губой. Марат услышал, как стоящий подле советчик хлопает по взмокшей спине товарища всей пятернёй:
– Ты бы поосторожнее хохотал, Исмаил, о тебе и так слава дурная.
Марат потом спросил у Шаха, что это за Исмаил и что за слава, и Шах пояснил ему, что речь о новом директоре школы, у которого вечные и напряжённые схватки со рьяными прихожанами. Особенно теми, кто предпочитает ходить за «железку». Исмаил не пускал на уроки девочек в хиджабах и требовал ношения белых блузок и синих юбок согласно уставу школы. Родители закутанных учениц возмущались, подавали в суды и то и дело угрожали директору расправой. Губу ему, как объяснил развесёлый Шах, рассёк житель посёлка и многодетный отец Мухтар.