Шрифт:
– Какие?
– Сама знаешь. Что Амишка – не девочка.
Я шумно вздохнула. Мне так опостылела соседская трескотня, что я готова была уже вылететь на улицу, хоть даже и прямо в лапы Тимуру.
– А ты в штанах наружу тоже выходишь? – продолжала соседка, переключившись на мои брюки.
– Здесь ещё не выходила.
– В поселке не надо, не поймут. Ты бы хоть футболку сверху спустила, что ли.
Она лениво облокотилась о подоконник и стала глядеть из окна на баньку, в которой когда-то чахла мама:
– Нда… что теперь с бедняжкой будет…
Я переспросила:
– Какой бедняжкой?
– Да я про невесту Абдуллаева думаю. Какая мать её теперь за сына посватает, после таких проклятий?
– Ну если кто боится, пускай сводит её к гадалке или к кому там водят в этих случаях.
– У нас есть один, который гадает, мужчина, Эльмураз.
– Вот пускай к нему и сводят. – Я подхватила поднос со стаканами душистого чая и вазой с финиками и понесла в переднюю.
Там, кажется, продолжали обсуждать чудеса Халилбека.
– У красного командира ферма молочная, вы знаете, – говорила серебрянозубая.
– Красного командира? – удивилась я, расставляя стаканы на стол.
– Патя, ты что как с Луны свалилась! Красный командир – отец этих рыжих Фарида, Гамида, Сайгида…
– А, ну да.
– И вот. Что-то у них не ладилось. Молока было мало: на сметану, сыр, сыворотку – его уже не хватало. И так почти год, уже разоряться начали. А тут как раз Халилбек в посёлок приехал. Идёт с какой-то веточкой мимо фермы. Увидел, поговорил с командиром, погладил коров – и всё. Молоко пошло…
– Да ты что…
– Зуб даю!
Я представила, как соседка вынимает мозолистыми пальцами изо рта свой серебряный зуб, и прыснула.
– Что за смех, Патимат! Как у ослицы во время течки! – осадила меня бабушка.
Соседки оставили в покое тыквенные семечки и перешли к столу. Бабочка продолжала дремать на окне.
– А ещё, а ещё Халилбек вылечил Хадижу, давно это было, – начала та, что пилила меня на кухне.
– Хадижу?
– Жену Асельдера. У них ещё сын Марат – красавец, адвокатом в Москве работает, они с Шахом Фирузиным вместе учились.
Ладони у меня вспотели. Марат! Речь идёт о нём! Я заскрипела стулом.
– Как он её вылечил?
– Как-как? Халилбек тогда с Асельдером общался, потом они поссорились. Адик сбитый ведь оказался его сын.
– Чей сын?
– Асельдера! Внебрачный. Ну вот. У Хадижи были адские боли во лбу, она ещё говорила, что у неё как будто рог оттуда лезет. Ворочалась, ворочалась, спать не могла. И днём прямо ныла от боли. А Халилбек к ним зашёл по-простому, без понтов, на хинкал. «Что ты, Хадижа, мучаешься?» – говорит. Взял чайную ложку, обмакнул в чай и вот так приложил!
Соседка схватила чайную ложку, сунула в горячий чай и ткнула черпалом мне в лоб. Я ойкнула от ожога.
– Вот так он ей сделал, – засмеялась соседка.
– Неужели боль прекратилась? – защебетали все разом.
– Да как рукой сняло! Хадижа сама рассказывала. А теперь отрицает!
– Вздорная она женщина…
Калитка наша скрипнула, чей-то детский голос позвал со двора:
– А Патя дома?
Я побежала проверить, кто меня требует. На нашем крыльце стояла соседская девочка, растрёпанная, русоволосая, в ярко-синих колготках.
– Патя, тебя зовут!
– Кто зовёт?
– Выйти зовут. Аида. Срочно. Она на улице.
– А почему сама не зайдёт?
– Выйди спроси у неё почему.
И убежала. Я выглянула за калитку – никого. Только дешёвая юбочка соседской девочки мелькнула за поворотом.
– Аида! – позвала я, выглядывая на улицу и осматриваясь получше. – Ты здесь?
И сразу же лицом к лицу столкнулась с Тимуром. Он явно прятался за столбом и теперь выскочил.
– Патя!
– Ты зачем пришёл? – ударила я кулаком по калитке.
– Тише, тише, ты чего такая злая, самое. Ты трубку не брала!
– Не хотела!
– Йо, ты чего опять хамишь?
– Я же просила, чтобы ты от меня отстал.
– Подожди, самое, разве так делается? Ты же со мной с зимы переписывалась.
– Я же не обещала ничего. Просто болтала как с земляком.
Мне захотелось, чтобы кто-нибудь появился на улице и спас меня от Тимура. Увёл его, залепил ему рот глиной, связал, замотал в клубок и спрятал в карман. И в то же время стало страшно, что этим кто-то станет Марат. Увидит меня с Тимуром и, конечно, решит, что мы вместе. Нет-нет, пускай уж лучше никто не появляется…