— С водителем, — сказал он, — как раз пятеро получается.

И тут же последовало деловое предложение:

— Пришла партия новых машин,еще госномера не получены даже. Берите любую. Соловьев за рулем, не пожалеете, водитель классный.

Соловьев и впрямь водитель был превосходный. Но даже ему не под силу было справиться с перебоями в отоплении: то оно включалось, то вырубалось надолго, и тогда, хоть караул кричи, зуб на зуб не попадает. Как там товарищи на своем заднем сиденье? Молодцы, похоже, спят. И холодрыга им нипочем...

Чекалин опустил уши меховой своей шапки, поднял воротник пальто, сжался в комок, — вздремнуть бы тоже! Но сон никак не шел, сами собой текли какие-то несерьезные, совсем не обязательные мысли. До чего же хорошо, подумал он от нечего делать, до чего расчудесно живется некоторым литературным, а особливо киношным инспекторам уголовного розыска!

В жизни все по-другому: будничнее, что ли, и суровее; бывает, что и опаснее. Но в любом случае — без бенгальского огня, без этих бьющих в глаза копеечных кинематографических эффектов. По-другому, да: серьезная работа, строгая. И чернового в ней ох как много, и неудач до чертиков. А если успех — то он результат бешеного, циклопического труда, не иначе... Чекалин считал себя счастливым человеком: он никогда не задумывался над тем, любит ли свою работу, — не было нужды в этом. Всегда, все свои тридцать лет в угрозыске, он твердо знал одно: это его дело, его, дело всей его жизни.

Езда по скользкой, заледенелой дороге заняла восемь часов, так что на «Бискайский залив» попали поздно — в половине двенадцатою ночи. Капитан-директор судна, молодой мужчина со щеголеватой шкиперской бородкой, несмотря на поздний час, был при полном параде. Едва взглянув на него, Чекалин тотчас понял, что, случись, допустим, опергруппе задержаться хоть до рассвета, этот образцово-показательный кэп так всю ночь и прождал бы, влитый в свой форменный пиджак с золотыми шевронами на рукаве; можно ручаться, даже узел галстука не ослабил бы, готовый в любую минуту отдать приказ сняться с якоря. На непрошеных гостей он смотрел с неприязнью (чтобы не сказать — враждебно). И мало того, что всем своим видом прямо-таки демонстрировал эти свои чувства, так еще и спросил — внешне корректно, но с явным подтекстом:

— Простите, вы знаете, сколько стоит один час простоя такого судна, как «Бискайский залив»?!

— Нет, — сказал Чекалин, стараясь не обращать внимания на странноватый тон кэпа. — Наверное, много.

— «Наверное...» — при всей своей подчеркнутой вежливости все же съязвил кэп. — Пятьсот рублей — вот во сколько обходится государству один час нашего простоя.

Что и говорить цифра прозвучала впечатляюще.

— Да, это очень много, я понимаю, — сказал Чекалин.

— Десять часов простоя — это пять тысяч рублей, — все продолжал свою занудливую арифметику кэп.

— Совсем худо, — признал Чекалин. И тут же. сделал встречный выпад — пора уже было остановить нелепый спор. — Хотя, признаться, я никак не возьму в толк, к чему весь этот разговор. Мне трудно допустить мысль, что вы предпочли бы отправиться в заграничный рейс, имея на борту вверенного вам судна убийцу.

— А если его не окажется? — без особой убежденности, скорее по инерции, возразил кэп.

— А если окажется?

Не оказалось...

События развивались так. Еланцев попросил капитана собрать в кают-кампанию всех членов команды до тридцати лет. Тот, проникнувшись уже к этому моменту сознанием важности происходящего, сказал, что в таком случае практически нужно собрать всю команду, ибо

экипаж молодой, «стариков» едва ли человек пять наберется. Ну что ж, всех так всех...

Нет, Чекалин вовсе не вглядывался в каждое лицо, когда переступил порог кают-компании, — лишь беглый, самый общий взгляд. Но даже и этого, нимало не нацеленного на подробности взгляда было ему достаточно, чтобы почти тотчас ощутить болезненный холодок в груди: пустышку тянем, явную пустышку, нет здесь нашего Блондина! И дело тут было вовсе не в интуиции, шут уж с ней. Чекалина не покидало ощущение, что хотя он никогда в жизни не встречал Блондина, тем не менее хорошо и даже лично знает его... О, само собою, он дорого дал бы, Чекалин, чтобы жестоко ошибиться сейчас!

Чекалин попросил войти первого из опознавателей — водителя такси Соловьева. Тот долго и внимательно всматривался в лица, один раз прошелся медленным взглядом по рядам, и в другой раз, и в третий, потом покачал отрицательно головой, сказал:

— Нет, того человека здесь нет.

Прапорщик Ильин тоже чуда не сотворил: Блондина, увы, и он не обнаружил. Теперь только на Сивкова оставалась вся надежда: ведь это ему один из трех парней, среди которых был Блондин, сказал, что они с «Бискайского залива»; уж этого-то моряка Сивков должен здесь отыскать? Как знать, возможно, и того человека, которого, не исключено, он принял за нашего Блондина, обнаружит?.. Рядовой Сивков действовал по-солдатски четко и решительно. Ничуть не смущаясь, с полным осознанием своей ответственности, он неторопливо, но и без чрезмерной медлительности оглядел сидевших перед ним людей, потом доложил:

— Того — с портрета — в наличии не имеется. Но присутствуют двое других, которые были с ним. — Показал пальцем: — Вон тот, значит, и вот этот.

Всех отпустили, извинившись за вынужденное беспокойство; только «вон того» и «вот этого» попросили остаться в кают-компании. Одного звали Виталий Бахарев, другого — Антон Метельский. Они сразу сказали, что тоже признали паренька-солдата, с которым Бахарев разговаривал у проходной порта.

— О чем говорили? — переспросил Бахарев. — Так, ерунда какая-то. Я сказал: а не махнуться ли нам одежкой, шинелишка-то потеплей моего куртеля будет? Что-