Шрифт:
Я имел честь получить письмо ваше чрез генерала Армфельда и спешу вам отвечать с тою же откровенностью, с которою и ваше сиятельство со мною изъясняетесь и которая должна быть принята знаком взаимного уважения и свойственна одним только солдатам.
Никто в том сомневаться не может, что непреодолимые препятствия преградили вам путь к скорейшему соединению. Самые действия неприятельские противу вас сие доказывают, и я никогда на этот счет рассуждений моих не делал и еще, менее того, официально не представлял, а единственно только от искреннего сердца желал, чтобы армии скорее сближались, яко единственное средство дать сей войне лучший оборот. Самые движения вверенной мне армии суть сему доказательством. Я, имев неприятеля в тылу и на правом фланге, сражаясь ежедневно с ним, спешил форсированными маршами к тем пунктам, из коих я в состоянии был обратить внимание маршала Даву на меня и тем несколько вас облегчить.
После всего этого, оставляю вам самим рассуждать, не должен ли я быть оскорблен суждением вашим на счет 1-й армии, в рапорте вашем к государю изъясненным. Вот причина моего рапорта к государю (который я в копии к вам препровождаю.
Теперь, ваше сиятельство, быстрыми вашими движениями желаемая цель достигнута. Смоленск, прямейший тракт к Москве, прикрыт, и ваше сиятельство тем оказали одну из важнейших услуг государству и Отечеству.
Позвольте теперь вас просить предать все забвению, что между нами могло производить неудовольствие. Мы, может статься, оба не правы, но польза службы и государя и Отечества нашего требуют истинного согласия между теми, коим вверено командования армии.
Прошу ваше сиятельство быть уверенным, что почтение и уважение мое к вам останется всегда непоколебимо.
Я 21-го числа надеюсь соединиться под Смоленском с корпусом генерала Дохтурова, присоединю к себе Платова, о коем я уже несколько дней никакого сведения не имею; обеспечу свое продовольствие и тогда решительно начну действовать наступательно, дабы прогнать и опрокинуть все то, что за мною следует.
С истинным моим высокопочитанием честь имею быть
Вашего сиятельства покорнейший слуга Барклай де ТоллиИюля 19 дня 1812 года на марше при деревне ХолмP. S. Я с нетерпением ожидаю времени того, в котором честь иметь буду видеться лично с вашим сиятельством и согласить с вами общие наши действия. Я не могу вашему сиятельству изъяснить, сколько мне больно, что между нами могло существовать несогласие. Прошу вас все забыть и рука в руку действовать на общую пользу Отечества.
Главнокомандующий, донося вашему императорскому величеству о всех происшествиях в точном их виде, не избавляет меня обязанности повергать к стопам вашего императорского величества донесения мои, хотя бы для того единственно, чтобы служить могли доказательством образа моего понятия о всем том, что до положения армии относится.
Отступление наше от Витебска, необычайною решительностью произведенное, чтоб не дать ей именования дерзости, тогда как иначе неизбежно было общее дело, приведя неприятеля в недоумение, доставило нам возможность прибыть в Смоленск. 2-я армия грубою погрешностью маршала Даву, ожидавшего нападения в Могилеве, после жестокого сражения, храбрым генерал-лейтенантом Раевским данного, сокрывшая движение свое, беспрепятственно также прибыла к Смоленску.
Маршал Даву должен был прежде нас занять Смоленск и без больших усилий, ибо в Орше были части войск, его армии принадлежавших. Итак, неожидаемо и вблизи многочисленных неприятельских сил, армии соединились. Ваше величество! мы вместе. Армии наши слабее числом неприятеля, но усердием, желанием сразиться, даже самым ослаблением соделываемся не менее сильными.
Нет возможности избежать сражения всеми силами, ибо неприятель не может терять время в праздности, могут приспеть к ним усилия, может сблизиться армия генерала Тормасова, не только опасная в нынешнем ее отдалении и самыми успехами ее ничего решительного непроизводящая. До тех пор как станет на операционной линии неприятеля покрывшая себя славою Молдавская армия, неравнодушный взгляд неприятеля на себя привлекающая, может получить опасное для него направление.
Государь! наши способы не менее нас самих он знает. Нельзя медлить ему. Соглашенное всех армий действие, соединенные всех способов напряжения гибельны для него. Итак, уничтожение армии, в преддвериях, так сказать, Москвы стоящей, должно быть единственною его целью. Сим не только умедливается составление наших ополчений, но частью уничтожается, и угрожаемая Москва, как сердце России, не может не произвести влияний на прочие страны империи.
На сем основывает коварный неприятель свои расчисления. Государь! армии вашего величества имели уже успехи: солдат неустрашим, и мы – русские! но напряжение всех возможных усилий необходимо, малейшее медление опасно.