Император Николай разделял убеждения наиболее знакомых с делами Турции государственных людей – Каподистрии и Григория Александровича Строгонова. Никогда, по их мнению, Порта не находилась в таком опасном положении, как в 1827 году, когда, по уничтожении янычар, турки еще не успели сформировать новую армию, когда ежечасно готовы были восстать приверженцы старых мусульманских уставов, и когда финансы Оттоманской империи были совершенно расстроены.

Но хотя на переговорах в Аккермане турецкие уполномоченные были принуждены безусловно согласиться на все требования русского правительства, однако же эта невольная уступчивость усилила в турках ненависть к России и недоверчивость к Англии и Франции. Представления союзных резидентов в Константинополе в пользу греков по заключении лондонского трактата встретили отпор, несмотря на их объявления, что «в случае отказа в перемирии союзники будут принуждены прибегнуть к силе оружия».

Эта угроза была немедленно приведена в исполнение: эскадры Кодрингтона и Риньи в Средиземном море получили подкрепления; адмиралу Сенявину, стоявшему с русской эскадрой в Портсмуте, повелено отрядить контр-адмирала графа Гейдена, с четырьмя линейными кораблями, четырьмя фрегатами и двумя бригами, в Средиземное море. Инструкции, данные Гейдену, отличались крайней умеренностью: цель отправления его эскадры ограничивалась покровительством русской торговле в Архипелаге [44] и соблюдением строгого нейтралитета в войне между турками и греками.

Но впоследствии граф Гейден получил предписание на случай если Порта отвергнет посредничество союзных держав – действовать сообща с английской и французской эскадрой, не дозволяя высылать в море из Турции и Египта войска против греков. Результатом этих распоряжений было морское сражение 8 (20) октября 1827 года в Наваринской бухте, где союзники истребили турецко-египетский флот; там погибли лучшие моряки Оттоманской Порты.

Эта битва довершила слабость турецких вооруженных сил и казалась предвестием падения монархии султанов. Если бы турецкое правительство вполне сознало угрожавшую ему опасность после сражения при Наварине и согласилось заключить перемирие с греками, признав автономию Греции под верховным владычеством Порты, то могло бы избежать войны. Но вместо того на вопрос союзных министров, предписано ли было султаном Ибрагиму-паше нарушить конвенцию 14 (26) сентября и считает ли Порта наваринское столкновение поводом к войне, рейс-эфенди (турецкий министр иностранных дел) отвечал, что «паша не получал никаких приказаний, которые давали бы ему право заключить такую конвенцию».

Вслед за тем рейс-эфенди объявил, что «Порта согласится возобновить дружественные сношения с тремя державами только тогда, когда они вознаградят нанесенные ими убытки и откажутся от всякого вмешательства в дела Турции». На совещании с французским посланником Гильемино рейс-эфенди, желая поселить раздор между союзниками, сказал, что «может быть, Порта согласится принять посредничество двух западных держав, устранив третью державу, с которою надеется управиться».

На все убеждения союзных министров по поводу Греции, турецкие сановники отвечали, что «греческий вопрос, как одно из внутренних дел государства, может быть решен только волей султана», и что «они, со своей стороны, не в состоянии обещать ничего, кроме восстановления в Греции прежнего порядка, потому что всякое домогательство изменить положение райев (иноверцев) несообразно с исламизмом». Союзные уполномоченные, убедясь в невозможности преодолеть упорство турок, оставили Константинополь; но еще до отъезда их Порта обнаружила враждебное расположение против трех держав, изгнав всех их подданных из столицы и других городов Турции.

Несколько дней спустя, более шестидесяти аянов (правителей округов), созванных из Румелии и Анатолии в Константинополь, получили манифест, которым правительство вызывало дикий фанатизм мусульман против христиан, и в особенности против русских. Тогда же Диван призвал к оружию на защиту ислама племена курдов и друзов и открыл сношения с разбойниками-лезгинами в надежде на содействие персиян. Но заключение мира в Туркманчае 9 (21) февраля 1828 года, положив конец войне России с Персией, дозволило нам обратить против турок армию, стоявшую в Закавказье.

Участие же Австрии, на которую возлагали упование турецкие дипломаты, ограничилось дружеским советом – даровать грекам амнистию и согласиться на предложенное союзниками перемирие. Поскольку, между тем, обе западные державы продолжали переговоры с Портой об освобождении Греции, не приступая после Наваринской битвы к решительным мерам для достижения своей цели, то император Николай, получив сведение о враждебном России воззвании турецкого правительства, решился поддержать свои требования силой оружия.

Известив о том союзные державы, государь дал им торжественное уверение, что он не желает расширить пределы России на счет Турции, а домогается единственно вознаграждения за убытки, понесенные его подданными, и признания Портою нерушимости заключенных с ней трактатов.

Таким образом, коалиция трех держав, имевшая целью умиротворение Греции, обратилась в борьбу России с Портой. В первую кампанию (1828 г.) русские войска овладели Браиловым и Варной; во вторую (1829 г.) перешли через Балканы, заняли Адрианополь и приблизились на сто двадцать верст к столице султанов; но, потеряв от неблагоприятных климатических свойств театра войны значительную часть вооруженных сил и оставя еще большую в госпиталях, считали в своих рядах не более тридцати тысяч человек, из коих пришлось отделить треть против скодринского паши, шедшего с 30-тысячным корпусом из Албании в тыл нашей армии.

В таких обстоятельствах дальнейшее наступление к сильно укрепленному и занятому по меньшей мере пятьюдесятью тысячами вооруженных турок Константинополю было предпринято Дибичем не для действительного покушения овладеть сим городом, а с тою целью, чтобы устрашив неприятеля, побудить его к заключению мира. Русский главнокомандующий искусно воспользовался столько же неведением турок о силе наших войск, преувеличенной молвою, сколько и влиянием на Диван европейских держав, не желавших довести дело до последней крайности и подвергнуть мщению турок христианское население Константинополя.