Я понял: во всякой оценке дело идет об определенной перспективе: о сохранении индивида, общины, расы, государства, церкви, веры, культуры. Благодаря забвению того факта, что нет никакой другой оценки, кроме основанной на перспективах, все кишит противоречивыми оценками», а следовательно, и противоречивыми влечениями в человеке.

Мы видим: здесь говорит авторитет – а кто этот авторитет? Нужно простить человеческой гордости, что она искала этот авторитет как можно выше, чтобы чувствовать себя возможно менее приниженной под его властью. Итак – говорит Бог!

Бог нужен был как безусловная санкция, для которой нет инстанций выше нее самой, как «категорический император»; или, поскольку дело идет о вере в авторитет разума, требовалась метафизика единства, которая сумела бы сообщить всему этому логичность.

Если человек насквозь грешен, то он должен себя только ненавидеть. В сущности, ему нет основания питать и к своим ближним другие какие-либо чувства; любовь к людям нуждается в оправдании, – которое заключается в том, что она вменяется в обязанность Богом.

Священники – и с ними полусвященники, философы – во все времена называли истиной учение, воспитательное действие которого было бы благотворным или казалось благотворным – которое «исправляло».

Наука – есть превращение природы в понятия в целях господства над природой – она относится к рубрике «средства».

В любви всегда есть немного безумия. Но и в безумии всегда есть немного разума.

Война и мужество совершили больше великих дел, чем любовь к ближнему. Не ваша жалость, а ваша храбрость спасала доселе несчастных.

И часто с помощью любви хотят лишь перескочить через зависть. Часто нападают и создают себе врагов, чтобы скрыть, что и на тебя могут напасть.

Слишком долго в женщине были скрыты раб и тиран. Поэтому женщина не способна еще к дружбе: она знает только любовь.

И остерегайся также приступов своей любви! Слишком скоро протягивает одинокий руку тому, кто с ним повстречается.

У того, кто хочет быть совсем справедливым, даже ложь обращается в любовь к человеку.

Любовь – это факел, который должен светить вам на высших путях.

Горечь содержится в чаше даже лучшей любви: так возбуждает она тоску по сверхчеловеку, так возбуждает она жажду в тебе, созидающем!

Надо перестать позволять себя есть, когда находят тебя особенно вкусным, – это знают те, кто хотят, чтобы их долго любили.

Вверх идет наш путь, от рода к другому роду, более высокому. Но ужасом является для нас вырождающееся чувство, которое говорит: «все для меня».

Всякая великая любовь выше всего своего сострадания: ибо то, что она любит, она еще хочет – создать!

Любовь к одному есть варварство: ибо она осуществляется в ущерб всем остальным. Также и любовь к Богу.

Открытие взаимности собственно должно бы было отрезвлять любящего относительно любимого им существа. «Как? даже любить тебя – это довольно скромно? Или довольно глупо? Или – или».

Часто чувственность перегоняет росток любви, так что корень остается слабым и легко вырывается.

Любовь обнаруживает высокие и скрытые качества любящего – то, что у него есть редкостного, исключительного: постольку она легко обманывает насчет того, что служит у него правилом.

Из человеколюбия мы иногда обнимаем первого встречного (потому что нельзя обнять всех): но именно этого и не следует открывать первому встречному.

Мы не ненавидим еще человека, коль скоро считаем его ниже себя; мы ненавидим лишь тогда, когда считаем его равным себе или выше себя.