Бойцы же вездесущего 22-го инженерного противохимического батальона НКВД приступили к обезвреживанию многочисленных неразорвавшихся авиабомб. Больше всего их оказалось на территории Ленинского района. Здесь к полудню 14 июня удалось обнаружить 79 несработавших фугасок, в том числе 2 SC500, 35 SC50 и 42 SC250. Это составило примерно четверть бомбовой нагрузки, сброшенной люфтваффе на территорию района. Своеобразный рекорд поставил завод «Красный кожевенник», на котором саперы обнаружили аж 30 невзорвавшихся бомб! В районе улицы Баумана пришлось обезвреживать 12 таких «подарков с неба». Но самые большие трудности, естественно, возникли с 1800-килограммовой бомбой, находившейся под столовой радиозавода имени Фрунзе. Под утро жители Кировского района обнаружили на станции Маяковская детской железной дороги воронку диаметром 12 метров и глубиной 3,5 метра. Недалеко от этого места был найден 50-литровый бак, на полметра ушедший в почву. Сбоку к нему была прикреплена мелкая зажигательная бомба. Все вокруг в радиусе 30 метров было забрызгано смесью керосина и нефти.

Руководство МПВО по горячим следам подводило итоги очередного налета. Полковник Антропов указал в своей сводке, что якобы из общего числа 80 бомбардировщиков «на город прорвались 5—10 самолетов», но потом, видимо посчитав, что в эту цифру никто не поверит, от руки подписал «15–20 самолетов». Потери населения в результате бомбежки оценили в 253 человека, из которых 55 погибли. Конечно же и эта цифра является весьма сомнительной. Различные повреждения получили пять предприятий, но больше всех пострадал минометный завод «Двигатель революции». Значительный ущерб был нанесен жилому сектору города. Всего в результате налета были разрушены и сгорели 90 жилых домов и бараков, в том числе 67 – в Ленинском, 18 – в Автозаводском и по два – в Ворошиловском и Ждановском районах. Десятки жилых зданий получили повреждения.

Штаб Горьковского корпусного района ПВО на сей раз заявил о пяти сбитых самолетах, из которых три были на счету зенитной артиллерии. По донесениям командиров батарей и полков, цели были поражены над центром города, станцией Мыза и городом Бор. Истребительная авиация совершила в эту ночь 33 самолето-вылета с общим налетом 41 час. При этом пилоты сообщили, что в районе Павлово и Богородска ими были сбиты два бомбардировщика, в том числе один из них тараном. С задания не вернулся один Ла-5 [155] .

Фактически же потери люфтваффе составили два самолета, при этом один из них юго-западнее Горького был сбит ночным истребителем. Один из пилотов 6-й эскадрильи KG27 потом вспоминал: «Мы летели на правом фланге правого звена. Внезапно между нами и самолетом на левом фланге почти вертикально пролетел одиночный русский ночной истребитель, который затем атаковал нашу машину справа. Я сразу же передал по радио: «Внимание, рядом ночной истребитель!» Мы отразили атаку прицельным огнем. Ночной истребитель предпринял новую атаку, на этот раз сзади. Я сманеврировал, чтобы дать бортстрелкам лучшую возможность для огня, и мы смогли прицельными очередями снова отразить атаку. Вскоре после этого я заметил, что самолет на левом фланге перешел в крутое пикирование. Его экипаж был объявлен пропавшим без вести».

Сбитым самолетом оказался Не-111Н-16 W.Nr.7554 1G+HH фельдфебеля Герхарда Рихтера из 1-й эскадрильи KG27, вылетевший в 23.00 с аэродрома Олсуфьево. Все пять членов его экипажа – пилот 25-летний Рихтер, штурман 28-летний фельдфебель Вилли Хоффманн, бортрадист 25-летний фельдфебель Рудольф Кёппер, бортмеханик 30-летний обер-фельдфебель Ханс Хагенмайстер и бортстрелок 23-летний обер-ефрейтор Хельмут Беккенбах – считаются пропавшими без вести [156] .

Атаке ночного истребителя подвергся также «Хейнкель» обер-фельдфебеля Людвига Хафигхорста из 5./KG27. Вскоре после сброса бомб бортстрелок и бортрадист одновременно заметили советский самолет. Пилот Людвиг Денц сразу отвернул влево, в результате истребитель проскочил мимо, после чего по нему открыл огонь бортстрелок унтер-офицер Бласс. «Подбитый самолет повернул в сторону. Откуда-то снизу у него вырвалась струя пламени, и, упав на землю, он взорвался», – вспоминал Хафигхорст. Сбитым истребителем, вероятно, был Ла-5 старшего лейтенанта Михаила Белоусова. Увидев перед собой немецкий бомбардировщик, летчик передал по рации, что идет на таран, после чего связь с ним оборвалась [157] .

Из вылета к Горькому также не вернулся Не-111Н-16 W.Nr.160291 1G+BM командира 4-й эскадрильи KG27 «Бёльке» гауптмана Хельмута Путца. Последний был одним из ветеранов эскадры. Сын известного немецкого художника Лео Путца, он в октябре 1941 года был первым среди пилотов KG27 награжден Германским крестом в золоте. А через год 19 сентября 1942 года Путц получил уже Рыцарский крест. К июню 1943 года летчик выполнил уже более 300 боевых вылетов.

13 июня «Хейнкель» Путца поднялся в воздух в 20.30 по берлинскому времени. Вряд ли командир 4-й эскадрильи думал, что больше не вернется в свою часть и уже не сможет в привычной манере отпраздновать удачный вылет в офицерском казино. Как-никак позади было множество сражений и операций, и всякий раз Путц возвращался целым и невредимым. Однако даже профессионалов иногда сбивали. Как потом оказалось, шедший на не очень большой высоте бомбардировщик уже на обратном пути был подбит зенитками в районе Козельска. В отличие от многих своих коллег, которым на одном двигателе и с почти отрубленным хвостом все-таки удавалось дотянуть до своей территории, 28-летний Путц совершил вынужденную посадку в районе Тулы. Он пытался бежать, но через некоторое время был ранен в ногу красноармейцем и взят в плен. Та же судьба постигла и 25-летнего бортрадиста обер-фельдфебеля Ойгена Шорна. Остальные два члена экипажа – штурман унтер-офицер Рольф Хофманн и бортмеханик обер-фельдфебель Георг Котцихик – пропали без вести [158] .

Поскольку в руки впервые попал не просто летчик, а командир эскадрильи, вскоре Путца доставили в Москву, где его допрашивал лично командующий ВВС РККА маршал А.А. Новиков. Напуганный летчик, чья блестящая карьера оборвалась благодаря советским зенитчикам, не стал отпираться и выдал всю правду. «Я участвовал в ночных налетах на объекты Горького и Ярославля с аэродрома Олсуфьево, обычно вылетали по 30 самолетов, – сказал Путц маршалу Новикову. – Как командир отряда в KG27, я дважды водил группы на Горький (шел первым) и один раз пытался бомбить Ярославль, но из-за сильной зенитной завесы в районе Москвы вернулся обратно. В последнем налете в ночь на 14 июня подбит огнем зениток на обратном пути из Горького, самолет совершил вынужденную посадку». В отличие от других пленных летчиков, которые все, как один, твердили, что воевали на Западе, а на Восточном фронте, совершали первый-второй вылет, летчик также честно поведал, что выполнил более 300 боевых вылетов, включая 130–140 ночных, а еще 60 часов ночью он налетал в тылу, до попадания на фронт. «Обычно задание на ночной вылет экипажу дают за 2–3 часа до вылета, – сознался Путц. – Ночные полеты на дальние цели выполнялись на высотах 1500–3000 метров, но в ночь, когда их сбили, летели на высоте, превышающей 4000 метров. Ночные полеты всегда выполняются одиночными экипажами…»

Таким образом, бомбардировщики люфтваффе продолжали каждую ночь летать в Поволжье, выводя из строя завод за заводом. Советские же ВВС по-прежнему утюжили Брянск, Карачев и Орел. Кроме того, многочисленные же немецкие аэродромы подвергались атакам ночных бомбардировщиков У-2. Порой немецкие самолеты, возвращавшиеся с очередного налета, в сумерках встречались с ними при заходе на посадку. А для борьбы с «кукурузниками» некоторые подразделения выделяли собственные ночные истребители. П. Мёбиус из 9./KG27 вспоминал: «Иногда в утренних сумерках мы встречали тихоходные вражеские машины. Это были «беспокоящие» самолеты», которые бомбили аэродром. Хотя мы все говорили о том, чтобы организовать ночную охоту на эти «ящики», я полагаю, что обер-лейтенант Вальтер Грасеманн [159] был единственным, кто оставался над аэродромом и на своем Не-111 сбил несколько машин».