Он и впрямь был не прочь, дабы ладная горничная вернулась на своё место. Глядишь, и обратит на него внимание.

Гришка вернулся только к вечеру хмурый и злой. Катерины в Пятигорске не оказалось. Мало того, тётка и слышать ничего не хотела о племяннице! Мол, сбежала, бессовестная, с каким-то офицером в Петербург.

Только расслышав слово «Петербург» Караулов даже в лице переменился. Обыкновенно румяные щеки залила мертвенная бледность.

— Не может быть того! Не может! — яростно вопил он, швыряя в стену всё, что попадало под руку. — Чтобы меня вокруг пальца какая-то горничная обвела?! Завтра же в Петербург!

Сделав добрый глоток бренди прямо из горлышка хрустального графина, Караулов упал в кресло за письменным столом. Пётр Родионович попытался написать письмо Тоцкому, дабы тот немедленно бросал все дела и отправлялся в столицу. Руки Караулова так тряслись, что перо рвало бумагу, а чернила растекались жирными кляксами. Отодвинув очередной вымаранный лист, Пётр Родионович откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Сделав несколько глубоких вдохов и немного успокоившись, он вновь принялся писать. Письмо вышло сумбурным, в каждой строке сквозила паника и страх, что овладели господином Карауловым после известия о том, что бумаги, которые надобно было уничтожить, по всей вероятности, уже на пути к Петербургу.

Наутро, отправив с почтовой станции письмо в Никольск, сам Пётр Родионович отправился в столицу. Караулов привык путешествовать с комфортом, но на этот раз вынужден был поступиться своими привычками и день, и ночь напролёт трястись в почтовой карете, проклиная не в меру шуструю горничную и собственную недальновидность.

Прибыв в Петербург, Пётр Родионович постарался осторожно выяснить, как продвигается дело княгини Одинцовой. Весть о том, что её сиятельство находится не в тюрьме, как он полагал, а под домашним арестом его весьма огорчила. Дело княгини передали приставу по следственным делам, которым оказался некто Турмалинов, слывший следователем совершенно неподкупным и весьма дотошным. Сам предпринимать какие бы то ни было шаги Караулов не решился и потому только и оставалось, что дожидаться Тоцкого в надежде, что ушлый и пронырливый адвокат знает, с какой стороны подступиться к следователю, дабы направить расследование убийства князя Одинцова в нужное русло. Опасение вызвало и то, что за ходом расследования пристально следила жандармерия, куда Петра Родионовича пригласили для беседы, как свидетеля, проходившего по делу madame Одинцовой. Сам факт того, что его разыскали на второй день после приезда в одной из гостиниц Петербурга, весьма недвусмысленно говорил о том.

Мрачный, аскетически обставленный кабинет в жандармерии мог многое рассказать о своём хозяине. На стене портрет императора, книжный шкаф, где виднелись корешки фолиантов по юриспруденции да философии, большой письменный стол, два стула. На одном разместился хозяин кабинета, а другой жёсткий с прямой спинкой предназначался для посетителей. Опасаясь наговорить лишнего, Караулов на вопросы молодого жандарма по фамилии Залесский отвечал неохотно и односложно. Он то и дело покрывался испариной под пристальным взглядом внимательных тёмных глаз.

Залесский начал издалека. Поинтересовался степенью родства, связывающего Петра Родионовича с покойным князем Одинцовым. Задал вопрос о том, как давно господин Караулов знаком с княгиней Одинцовой. Здесь Пётр Родионович призадумался. Солгать о том, что не был знаком с Верой Николавной до приезда в Пятигорск, он побоялся, а потому, подавив тяжёлый вздох, принялся рассказывать о том, что княгиня Одинцова, в девичестве mademoiselle Воробьёва когда-то служила гувернанткой в доме Уваровых и именно там он с ней познакомился. Если бы Караулов осмелился посмотреть в лицо Залесского, то наверняка бы заметил лёгкую тень удивления, мелькнувшую во взгляде.

— Что вам известно об отношениях княгини Одинцовой и графа Бахметьева? — осведомился Залесский, что-то записывая на листе бумаги.

— Об этих отношениях весь Пятигорск только и говорит, — осуждающе произнёс Пётр Родионович. — Неслыханный скандал, ваше благородие.

— Вы полагаете, Вера Николавна и Георгий Алексеевич давно знакомы? — поднял голову Залесский.

— Не могу знать, — излишне поспешно ответил Караулов, промокнув платком выступившую на лбу испарину. — Вам бы у его сиятельства спросить, — заёрзал он под немигающим взглядом.

— Непременно поинтересуюсь, — тихо заметил Залесский. — Я вас попрошу никуда не отлучаться из Петербурга, пока расследование по делу княгини Одинцовой не завершится, — добавил он.

— Стало быть, я могу идти? — едва не подпрыгнул на стуле Караулов.

— Вы свободны, — поднялся из-за стола Залесский.

— Простите, не знаю, как вас по имени отчеству, — смутился Пётр Родионович.

— Сергей Андреевич, — наклонил голову Залесский.

— Сергей Андреевич, а разве дело княгини Одинцовой не передали приставу по следственным делам? — робко осведомился Караулов.

— Передали, — коротко ответил Залесский, не пожелав более ничего добавить.

Петру Родионовичу пришлось довольствоваться этим.

Утро началось с того, что в спальне, где Вера провела ночь, появилась горничная графини Бахметьевой. Девица принесла платье и повесила на спинку стула, бережно расправив складки. И хотя двигаться она старалась тихо, Вера всё же проснулась и села на постели, попросив подать воды. Окинув её недовольным взглядом, горничная наполнила водой из графина стакан и подала его княгине.