“Зрелище” Ортелиуса было подлинным произведением высокого искусства — недаром автор дружил с Питером Брейгелем-старшим и одним из первых начал коллекционировать работы Дюрера — и в то же время изданием в высшей степени практичным: разумных размеров, удобочитаемым, надежным в смысле фактов и не запредельно дорогим. Уже через три месяца атлас был переиздан, в 1571 году появилось издание на голландском языке (а не на латыни, как первые два), в последующие годы переиздание следовало за переизданием, на разных языках, с постоянными дополнениями и исправлениями. За несколько первых лет, по подсчетам ученых, было продано около 7750 экземпляров “Зрелища”. Полный атлас Меркатора, в который вошли все созданные им карты, увидел свет только в 1602 году.

Вскоре он затмил популярностью детище Ортелиуса, но в одном “Зрелище круга земного” осталось непревзойденным — это был первый атлас, устроенный так же, как современные: его открывала карта мира, затем шли карты континентов, и уже после — отдельных стран. Свершившаяся в XVI столетии великая картографическая и картоиздательская революция вызвала к жизни “величайшую за все времена аферу с недвижимостью”, как назвал это явление Ллойд Арнольд Браун в своей “Истории географических карт” (The Story of Maps, 1950). В XVI–XX веках бумажные карты служили средством не только морской навигации, но и планирования смелых коммерческо-географических предприятий и преобразований — будь то в масштабах страны или отдельного поместья.

Например, прославленный ландшафтный архитектор Ланселот Капабилити Браун запросто читал ландшафт, как если бы это был бумажный документ, напечатанная на бумажном листе карта. Рассказывая о приемах, к которым прибегал Браун при планировании и устройстве садов, Ханна Мор цитирует его знаменитые слова: “Здесь, — он указал пальцем, где именно, — я поставлю запятую. Вон там, где уместен изгиб порешительнее, у меня будет двоеточие. Далее заключу в скобки место, где непременно надо преломить направление взгляда. Затем поставлю точку и возьмусь за новую тему”. Карты и планы межевания помогали управлять поместьями, сажать деревья, воплощать мечты и великие замыслы.

На протяжении пяти последних столетий бумага играла колоссальную роль в формировании ландшафтов, народов и стран. Бумажные карты служили важнейшим подспорьем в колониальных и военных экспедициях голландцев и французов, способствовали коммерческим успехам Британской Ост-Индской компании и великого множества компаний помельче. (Бумага — в виде хронологических сводов, астрономических таблиц, семейных древ и перечней предков — способствовала также колонизации времени, не только пространства. Известнейший тому пример — грандиозная ксилография Дюрера “Триумфальная арка”, составленная им для императора Максимилиана I из оттисков со 192 досок.) Карты определяли очертания и правовой статус земель, позволяли властителям, охватив взором свои владения, придумать наилучшие способы их устроения, освоения и обороны от неприятеля. Так, британское Картографическое управление, созданное в 1791 году, обязано своим появлением самому что ни на есть удачному опыту использования географических карт при насильственном замирении шотландских горцев, поднявших так называемое Второе якобитское восстание и разгромленных в 1746 году в битве при Каллодене. Это, впрочем, не означает, что карты служат исключительно угнетению и подчинению побежденных. Любая карта представляет собой визуальное высказывание о месте в мире “своих” и “чужих”, дает понять: “я здесь, а ты там” — и в таковом качестве с равным успехом способна употребляться как во благо, так и во зло.

В XIX веке Чарльз Бут, желая подвести научный фундамент под свои филантропические начинания, изучал жизнь лондонской бедноты. По результатам своих исследований он составил знаменитый план города, на котором кварталы были раскрашены, в зависимости от благосостояния жителей, в семь цветов — от черного (“населены преимущественно полубезработными и попрошайками с криминальными наклонностями”) до желтого, где проживали состоятельные семьи, “держащие трех и более человек прислуги”. (Мои предки, кстати, были выходцами из “черных” кварталов.)

В 1970-х “Исправленная карта мира” австралийца Стюарта Макартура, на которой его родной континент был изображен сверху, а не внизу, как все привыкли, здорово послужила делу национального австралийского самоутверждения. В те же приблизительно годы появилась карта мира, выполненная в проекции ГаллаПетерса — она, в отличие от проекции Меркатора, верно передавала, как соотносятся между собой площади стран и континентов, и уже одним этим расшевелила не только профессионалов-картографов, но и все мировое сообщество: когда так наглядно показана огромность Африканского континента, труднее отмахнуться от его проблем. Как емко формулирует в своей книге “Карты во время оно: картография до 1850 года” (Maps in Those Days: Cartographic Methods Before 1850, 2009) Дж. Эндрюс, “карты выражают представления о земной поверхности” — и, следует добавить, о ее обитателях. Британский бриг “Бигль”, на борту которого находился молодой натуралист Чарльз Роберт Дарвин, 27 декабря 1831 года вышел из устья Темзы с картографической миссией — для нанесения на карту береговых очертаний Южной Америки; пять лет спустя он возвратился в порт с первыми набросками новой карты человеческой цивилизации.

Специалист по истории картографии Р. Э. Скелтон так резюмирует назначение карт и сыгранную ими роль:

“В сфере политики они служили для демаркации границ, в сфере экономики — для фиксации прав собственности и для фискальных нужд, а позднее еще и выполняли роль наглядной описи национальных ресурсов, в сфере военной карты использовались для стратегического и тактического планирования наступательных и оборонительных действий”.

Географические карты — важная и неотъемлемая часть того бумажного массива, что лежит в основе современного мира, элемент системы, образованной, по словам географа-радикала Дениса Вуда, “сводами законов, уголовными кодексами, межгосударственными соглашениями, библиотечными каталогами, письменными обязательствами, гроссбухами, контрактами и договорами”. Наша современность была сформирована бумагой и по сей день бумагою держится, пронизанная ею насквозь.

Одна из проблем, традиционно стоящая перед картографами — как лучше отобразить на плоскости поверхность сферического тела, — не что иное как частный случай вечной и волнующей проблемы взаимоотношения между образом и прообразом. В 1931 году философ Альфред Коржибски представил членам Американской ассоциации содействия развитию науки доклад под названием “Неаристотелева система и обусловленное ею требование строгости в математике и физике”, в котором, в частности, утверждал, что “карта не есть территория”. Но что если утверждение это неверно? Что если представить себе карту столь подробную и точную, что ее не отличить от изображенной на ней территории?