Широкая кровать заскрипела под тяжестью их тел. Арни не привык ни к тонкому крахмальному белью, ни к пышным пуховым одеялам, потому его не оставляли ощущения, что он забрался в чужие покои.

Однако эта женщина принадлежала ему, она была его женой, а значит, он мог позволить себе все, на что бы только решился.

Арни несмело и неумело ласкал тело Надин, и она откликалась на его ласки. Это казалось чудом. Согласно его прежним представлениям физическое наслаждение было сопряжено со стыдом и чувством вины, а нагота и вовсе была запретна. Теперь он знал, что это не так. Любовь искупала грех и прикрывала их обнаженные тела своими волшебными одеждами.

Надин ощущала почти то же самое. Мать всегда намекала на то, что близость мужчины и женщины сродни скверне, и это стоит терпеть только ради рождения детей.

Сперва скованная, напряженная, как струна, она позволила себе расслабиться и внезапно поняла, что ей приятно то, что делает Арни. Когда они закончили, она увидела, что он желает повторить, и не знала, как дать понять ему, что нисколько не возражает против того, чтобы испытать это еще раз.

К счастью, жадные поцелуи и страстный порыв друг к другу решили дело. Это была настоящая брачная ночь; засыпая в объятиях Арни, Надин очень хорошо понимала, что имели в виду люди, когда говорили, что муж и жена вылеплены из одного куска глины.

Утром они позволили себе непростительную роскошь поваляться в постели. В кои-то веки им не надо было ни куда-то спешить, ни приниматься за работу.

Они прожили в Шайенне несколько дней. Надин накупила дешевых романов в бумажных обложках, какие отец запрещал ей читать, и всяких безделушек, каких у нее никогда не было. Она заказала нарядное платье с широким, украшенным оборками подолом и бархатную шляпку с перьями, в каких щеголяли местные модницы. Арни не хотел, да и не умел носить городскую одежду, но хотя бы выкинул старую и облачился в новенькую и чистую.

Ни он, ни она никогда не вели столь беззаботную жизнь. Они ели в ресторанах, ходили по магазинам, гуляли по городу, а по ночам всласть занимались любовью в гостиничном номере. Им казалось, что так будет всегда.

Кошелек с деньгами Джозефа Иверса хранился у Надин: Арни наотрез отказался взять его себе. Когда деньги заканчивались, она просто доставала очередную купюру и клала на столик в номере, а Арни как бы между прочим совал деньги в карман. Ему не нравилась такая игра, но он не мог придумать ничего другого. В конце концов, в ресторане, в гостинице и в лавке расплачиваться должен был именно он. При этом Арни страшно смущался, потому что с детства привык считать каждый цент.

Он понятия не имел, сколько денег дал им Иверс, но это выяснилось довольно скоро.

Арни очень хотел навестить свою мать, и Надин поддерживала его. И они решили поехать туда, благо поселок находился неподалеку от Шайенна. Накануне Арни обмолвился, что надо бы вернуть седло Кларенса его отцу.

— Так верни, — сказала Надин.

— Тогда я останусь без седла.

— Купи себе новое.

— Легко сказать «купи»! Хорошее седло стоит сорок долларов.

— Ну и что? В кошельке их несколько сотен.

Арни потерял дар речи, а Надин продолжила:

— Думаю, мы должны выбрать подарки для твоей матери, братьев и сестер. Нехорошо появляться с пустыми руками.

Судя по всему, ей доставляло большое удовольствие посещать магазины и лавки и покупать все, что вздумается. В результате Надин приобрела вязаную шаль с кистями и другую, шелковую, радужную, какой Ирма Янсон не носила сроду, два отреза материи на платья, прелестную резную шкатулку со швейными принадлежностями (правда, без музыки) и красивый кофейный сервиз.

— Не лучше ли было просто купить мешок муки, крупы и сахара, — вздохнул Арни. — Мать была бы рада.

Надин ответила:

— Зачем привозить продукты? Мы дадим ей денег. Твоей семье больше не придется голодать.

В туманной дали виднелся маленький поселок. Зимой здесь было особенно уныло. Старые, облупленные, грязные домишки выглядели ужасающе некрасивыми. Дым, копоть, скверный запах, теснота… Арни привык к этому с детства, но Надин выросла на ранчо; пусть в плену запретов и взглядов отца, и все-таки — на приволье.

— Мне кажется, тебе здесь не понравится, — сказал он.

Она удивилась:

— Почему? Ведь здесь живет твоя семья!

Арни попросил Надин подождать во дворе. Ему хотелось хотя бы немного подготовить мать к встрече с новоиспеченной невесткой.

Разумеется, кто-то из младших оказался на улице и возвестил о приезде Арни восторженными криками. Тот велел братьям привязать лошадей к ограде, а сам поскорее шагнул внутрь дома.

Ирма Янсон занималась стиркой в крохотной кухоньке. Это была еще молодая, но уже поблекшая, измученная невзгодами женщина, которой словно бы не хватало тепла и солнца.