Увидев старшего сына, Ирма выпрямилась, и в ее глазах отразилась радость пополам с тревогой.

— Арни! Ты вернулся? Что-то случилось или…

Он подошел к ней и взял ее красные мыльные руки в свои.

— Случилось, мама, но не плохое.

Ирма поняла, что ей лучше сесть. Оставив стирку, она вытерла руки о фартук и смотрела на сына, ожидая, что он скажет.

— Мне пришлось оставить работу на ранчо, потому что я… женился.

Он заметил, как мать отшатнулась.

— Женился?! Арни! Но ведь ты еще так молод, тебе всего двадцать лет! То есть, конечно, ты уже взрослый, но… Она здесь?

Он прочитал во взгляде матери то, что она не решалась сказать. Ирма боялась, что он взвалил непосильный груз на себя, да и на нее тоже. Приехал с женой, намереваясь посадить ее на шею семье.

— Да, здесь, она ждет во дворе. Но это не то, что ты думаешь. Надин — дочь богатого ранчеро, соседа того человека, к которому нанялись мы с Кларенсом. Мы не останемся здесь, мы просто решили тебя навестить. Моя жена хочет познакомиться с тобой.

Совершенно сбитая с толку, Ирма растерянно оглядела убогое жилье.

— Да, но ведь у нас…

Арни улыбнулся.

— Не беспокойся. Она простая неизбалованная девушка.

Надин предстала перед Ирмой. Было заметно, как сильно волнуются обе женщины. К счастью, мать Арни сразу почувствовала, что для этой хорошо одетой и, как ей показалось, уверенной в себе девушки не существует ничего важнее любви к ее сыну. Дело довершили подарки. Братьям и сестрам Арни достались сладости, а Ирма ахнула, увидев материю, шали и открыв шкатулку, где было три пары ножниц разных размеров, наперстки, иголки, мотки ниток и ярко раскрашенный деревянный гриб для штопки.

Когда Надин вызвалась помочь в работе по дому, сердце Ирмы окончательно растаяло. Арни сиял, едва ли не впервые в жизни видя мать столь оживленной и радостной. А та украдкой поглядывала то на него, то на невестку, силясь понять, чем ее сын мог понравиться богатой девушке.

— Как поживают родители Кларенса? — спросил Арни, когда они сидели за столом. Ирма приготовила самое лучшее, что только смогла приготовить: свиные шкварки с кукурузным хлебом.

— У них все в порядке. А Кларенс остался на ранчо?

— Мне надо поговорить с его отцом, — сказал Арни, не отвечая на вопрос.

После ужина, предоставив женщинам возможность познакомиться поближе, он поехал к Хейвудам.

Дверь открыл отец Кларенса, мужчина со смуглым суровым лицом. Глубоко посаженные темные глаза Дункана Хейвуда смотрели пристально и серьезно; от него исходило чувство редкостного спокойствия и достоинства, обычно не свойственного беднякам.

— Арни? — он был удивлен еще больше Ирмы, поскольку знал, что никто не спустится с горного пастбища посреди зимы без очень веской причины. — Откуда ты? Что-то случилось?

— Нет.

— Хорошо, если так. Входи, — промолвил Дункан, отступая назад.

У Хейвудов было также темно и тесно, как в доме Янсонов, но здесь ощущалось присутствие мужчин: по некоему особому запаху и по обилию предметов, какими обычно пользуются только представители сильного пола.

— Вижу, ты приехал один, — сказал отец Кларенса. — С моим сыном все в порядке?

Арни набрал в грудь побольше воздуха, как сделал бы перед прыжком в ледяную воду, а после промолвил:

— Надеюсь, что да. Я прибыл не один, а с… женой.

Темные глаза Дункана вспыхнули, совсем как у Кларенса.

— Ты женился? Вот это да! Значит, мой сын остался на ранчо один?

— Нет, он уехал еще раньше меня.

— Уехал? Куда? Вы поссорились?

— Нет. Просто… так получилось.

На лицо мужчины набежала тень.

— Вы что, оба вот так запросто бросили работу и скот?!

— За ранчо присматривают. А Кларенс… — Арни почувствовал, что не может скрыть правду: взгляд Хейвуда-старшего, казалось, прожигал ему душу, — он уехал… с женой нашего соседа.

Дункан вскочил с места.

— С чужой женщиной! Он тронулся умом?!

— Нет. Возможно, то было наваждение, не знаю. Той девушке плохо жилось с мужем.

— Не имеет значения, плохо или хорошо. Узы брака священны. Она дала клятву. Куда они поехали?

— В Денвер.

— Проклятье! Я же не учил его этому. — Дункан провел рукой по лицу и, словно опомнившись, добавил: — Впрочем, такому никто не учит. А ты, значит, женился?

— Да.

— Тоже не очень разумный поступок в двадцать лет. Ну, парни, и наворотили вы дел!