Поэты «Искры». Том 1
вернуться

Курочкин Василий Степанович
Шрифт:

117. КУКОЛЬНАЯ КОМЕДИЯ

Басня

Шел некогда корабль из Африки далекой — На рынок негров вез британец-капитан; Бессильных жертв, как мух, давил удел жестокий, И их десятками валили в океан. Вот дело-то смекнув, стал капитан лукавить: — Чего вы хнычете? не били вас давно!.. Постойте, — говорит, — вас надо позабавить: Рабы! вот куклы вам — смотрите, как смешно. Сейчас на палубе театр соорудили… Известно: ширмочки и больше ничего. Петрушку буйного бесчинствовать пустили — А этот рассмешить способен хоть кого! Ну, негры в первый раз спектаклем наслаждались. Сначала хлопали глазами — мудрено! Потом улыбочки на лицах показались… Рабы! вот куклы вам — смотрите, как смешно. Одну комедию играют куклы вечно: К Петрушке будочник откуда ни явись, Петрушка бить его, избил его, конечно,— И страж спокойствия за ширмами повис. Ну, тут уж черные до слез расхохотались (Ведь смысл комедии понять немудрено). Забыли, что навек с отечеством расстались… Рабы! вот куклы вам — смотрите, как смешно. Черт вызвал их любовь своею чернотою: Глаза уставили и навострили слух; Как взял Петрушку он, да как увлек с собою — От наслаждения у негров замер дух. Смеясь и радуясь, что хоть в пустой забаве Над белым черному торжествовать дано, Несчастные, в цепях, задумались о славе… Рабы! вот куклы вам — смотрите, как смешно. Так умный капитан смешил их всю дорогу, Пока в Америку на рынок не привез И там не продал их. Благодаренье богу, Что дело обошлось без палок и без слез. Я назвал баснею; теперь бы наставленье… Да этой басни смысл понять немудрено… Вы многим бы вещам хотели объясненья — Довольно кукол с вас — смотрите, как смешно. <1856>

118. ПОРТНОЙ И ВОЛШЕБНИЦА

В Париже, нищетой и роскошью богатом, Жил некогда портной, мой бедный старый дед; У деда в тысячу семьсот восьмидесятом Году впервые я увидел белый свет. Орфея колыбель моя не предвещала: В ней не было цветов… Вбежав на детский крик, Безмолвно отступил смутившийся старик: Волшебница в руках меня держала… И усмиряло ласковое пенье Мой первый крик и первое смятенье. В смущеньи дедушка спросил ее тогда: «Скажи, какой удел ребенка в этом мире?» Она в ответ ему: «Мой жезл над ним всегда. Смотри: вот мальчиком он бегает в трактире, Вот в типографии, в конторе он сидит… Но, чу! Над ним удар проносится громовый Еще в младенчестве… Он для борьбы суровой Рожден… но бог его для родины хранит…» И усмиряло ласковое пенье Мой первый крик и первое смятенье. «Но вот пришла пора: на лире наслажденья Любовь и молодость он весело поет; Под кровлю бедного он вносит примиренье, Унынью богача забвенье он дает. И вдруг погибло всё: свобода, слава, гений! И песнь его звучит народною тоской… Так в пристани рыбак рассказ своих крушений Передает толпе, испуганной грозой…» И усмиряло ласковое пенье Мой первый крик и первое смятенье. «Всё песни будет петь! Не много в этом толку! — Сказал, задумавшись, мой дедушка-портной.— Уж лучше день и ночь держать в руках иголку, Чем без следа пропасть, как эхо, звук пустой…» — «Но этот звук пустой — народное сознанье! — В ответ волшебница. — Он будет петь грозу, И нищий в хижине и сосланный в изгнанье Над песнями прольют отрадную слезу…» И усмиряло ласковое пенье Мой первый крик и первое смятенье. Вчера моей душой унынье овладело, И вдруг глазам моим предстал знакомый лик. «В твоем венке цветов не много уцелело,— Сказала мне она, — ты сам теперь старик. Как путнику мираж является в пустыне, Так память о былом отрада стариков. Смотри, твои друзья к тебе собрались ныне — Ты не умрешь для них и будущих веков…» И усмиряло ласковое пенье Мой первый крик и первое смятенье. <1857>

119. СОЛОВЬИ

Ночь нависла тяжелою тучей Над столицей веселья и слез; С вечной страстью и с песнью могучей Вы проснулись, любовники роз! Сердце мыслит в минуты покоя; О, как счастлив, в ком бодрствует дух! Мне понятно молчанье ночное: Соловьи, услаждайте мой слух. От чертогов, где царствует Фрина, Улетайте, влюбленные, прочь: Заповедные льются там вина С новой клятвою каждую ночь; Хоть не раз испытало потерю Это сердце, сжимаясь от мук, В правду чувства я всё еще верю… Соловьи, услаждайте мой слух. Вот чертоги тельца золотого: Не запасть вашим песням туда! Очерствелому сердцу скупого Благодать этих песен чужда. Если ночь над богатым витает, Принося в каждом звуке испуг,— В бедный угол мой муза влетает. Соловьи, услаждайте мой слух. Улетайте далеко, далеко От рабов, к вашим песням глухих, Заковавшихся с целью жестокой Заковать в те же цепи других. Пусть поет гимны лести голодной Хор корыстью измученных слуг — Я, как вы, распеваю свободно… Соловьи, услаждайте мой слух. Громче, громче доносятся трели… Соловьи, вы не любите злых: Ароматы весны долетели В ваших песнях ко мне золотых. В моем сердце вселилась природа, От восторга трепещет мой дух… Ах, когда бы всю ночь до восхода Соловьи услаждали мой слух! <1857>

120. БЕДНЫЙ ЧУДАК

Всем пасынкам природы Когда прожить бы так, Как жил в былые годы Бедняга-весельчак. Всю жизнь прожить не плача, Хоть жизнь куда горька… Ой ли! Вот вся задача Бедняги-чудака. Наследственной шляпенки Пред знатью не ломать, Подарочек девчонки — Цветы в нее вплетать, В шинельке ночью лежа, Днем — пух смахнул слегка! Ой ли! Вот вся одёжа Бедняги-чудака. Два стула, стол трехногий, Стакан, постель в углу, Тюфяк на ней убогий, Гитара на полу, Швеи изображенье, Шкатулка без замка… Ой ли! Вот всё именье Бедняги-чудака. Из папки ребятишкам Вырезывать коньков, Искать по старым книжкам Веселеньких стишков, Плясать — да так, чтоб скука Бежала с чердака,— Ой ли! Вот вся наука Бедняги-чудака. Чтоб каждую минуту Любовью освятить — В красавицу Анюту Всю душу положить, Смотреть спокойным глазом На роскошь… свысока… Ой ли! Вот глупый разум Бедняги-чудака. «Как стану умирать я, Да не вменят мне в грех Ни бог, ни люди-братья Мой добродушный смех; Не будет нареканья Над гробом бедняка». Ой ли! Вот упованья Бедняги-чудака. Ты, бедный, — ослепленный Богатствами других, И ты, богач, — согбенный Под ношей благ земных,— Вы ропщете… Хотите, Чтоб жизнь была легка? Ой ли! Пример берите С бедняги-чудака. <1857>

121. «НЕТ, ТЫ НЕ ЛИЗЕТА»

Как, Лизета, ты — В тканях, шелком шитых? Жемчуг и цветы В локонах завитых? Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизета. Нет, нет, нет! Бросим имя это. Кони у крыльца Ждут Лизету ныне; Самый цвет лица Куплен в магазине!.. Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизета. Нет, нет, нет! Бросим имя это. Залы в зеркалах, В спальне роскошь тоже — В дорогих коврах И на мягком ложе. Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизета. Нет, нет, нет! Бросим имя это. Ты блестишь умом, Потупляешь глазки — Как товар лицом, Продавая ласки. Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизета. Нет, нет, нет! Бросим имя это. Ты цветком цвела, Пела вольной птицей, Но тогда была Бедной мастерицей. Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизета. Нет, нет, нет! Бросим имя это. Как дитя проста, Сердца не стесняя, Ты была чиста, Даже изменяя… Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизета. Нет, нет, нет! Бросим имя это. Но старик купил Сам себе презренье И — позолотил Призрак наслажденья. Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизета. Нет, нет, нет! Бросим имя это. Скрылся светлый бог В невозвратной дали… Он швею берег — Вы графиней стали. Нет, нет, нет! Нет, ты не Лизета. Нет, нет, нет! Бросим имя это. <1857>

122. СТАРЫЙ БРОДЯГА

Яма эта будет мне могилой. Умираю немощный и хилый… Здесь толпа беспечная пройдет; Скажут: пьян, должно быть, с горя, бедный! Кто добрее, грош мне бросит медный И глаза, краснея, отвернет… Что жалеть? Венчайтеся цветами! А бродяга старый в этой яме Без участья вашего умрет. Уходили горе, старость, злоба И шатанье впроголодь до гроба!.. Целый год мечтал я об одном: Умереть бы только на постели — Нет больницы, где б меня призрели… Говорят: наполнены битком. Всё народ счастливый приютился! Под открытым небом, как родился, И уснет бродяга вечным сном. Прокормиться думал я трудами, Я просил работы со слезами — Да просил не в добрый, видно, час: Никуда бездомного не взяли! Из окошек кости мне бросали, И, как пес, я их глодал не раз, В конурах, в конюшнях засыпая,— И бродяга старый, умирая, Богачи, не проклинает вас. Воровать и грабить приходилось… Да на сердце совесть шевелилась. А соблазн, соблазн со всех сторон! И пошел канючить, по дороге Попадая в тюрьмы да в остроги… Двадцать раз, никак, был заключен! Наглотался я казенной пищи! Солнце всем сияет; старый нищий Даже солнца светлого лишен. Разве есть отчизна у бездомных? Что мне в ваших фабриках огромных, В тучных нивах, в блеске городов? В пышных храмах, в важных заседаньях, В громкой славе вашей и в собраньях Краснобаев ваших и льстецов? А ваш город занят был врагами — Заливался глупыми слезами Нищий, сытый — от руки врагов. Червь зловредный — я вас беспокою? Раздавите гадину ногою. Что жалеть — приплюсните скорей! Отчего меня вы не учили? Не дали исхода дикой силе: Вышел бы из червя муравей. Я бы умер, братьев обнимая… А бродягой старым умирая, Призываю мщенье на людей! <1857>

123. ПЕСНЬ ТРУДА

Слава святому труду! Бедность и труд Честно живут, С дружбой, с любовью в ладу. Слава святому труду! На неподкупленной лире Громкую славу споем Тем, кто живет в этом мире Честным трудом. Слава святому труду! Бедность и труд Честно живут, С дружбой, с любовью в ладу. Слава святому труду! Жизни веселой наука Не тяжела для простых… Братья мои, вам порука — В песнях моих. Слава святому труду! Бедность и труд Честно живут, С дружбой, с любовью в ладу. Слава святому труду! Бедность несла для примера В древности мудрость сама; Вызвали песни Гомера — Посох, сума. Слава святому труду! Бедность и труд Честно живут, С дружбой, с любовью в ладу. Слава святому труду! Доле блестящей, великой Тяжкий бывает конец; В бочке, с всемирным владыкой Спорил мудрец. Слава святому труду! Бедность и труд Честно живут, С дружбой, с любовью в ладу. Слава святому труду! Средь раззолоченных клеток Веет уныньем пустынь; Лучше уж есть без салфеток, Спать без простынь! Слава святому труду! Бедность и труд Честно живут, С дружбой, с любовью в ладу. Слава святому труду! Бог легкокрылый порхает Там, где не видит оков: Полной хозяйкой влетает К бедным любовь. Слава святому труду! Бедность и труд Честно живут, С дружбой, с любовью в ладу. Слава святому труду! Дружба не знается с злыми Но в кабаке, где вино Тянут служивые, — с ними Пьет заодно. Слава святому труду! Бедность и труд Честно живут, С дружбой, с любовью в ладу. Слава святому труду! <1857>

124. БАБУШКА

Старушка под хмельком призналась, Качая дряхлой головой: «Как молодежь-то увивалась В былые дни за мной! Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная!» «Как, бабушка, ты позволяла?» «Э, детки! Красоте своей В пятнадцать лет я цену знала — И не спала ночей… Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная!» «Ты, бабушка, сама влюблялась?» «На что же бог мне сердце дал? Я скоро милого дождалась, И он недолго ждал… Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная!» — «Ты нежно, бабушка, любила?» — «Уж как нежна бывала с ним, Но чаще время проводила — Еще нежней с другим… Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная!» — «С другим, родная, не краснея?» — «Из них был каждый не дурак, Но я, я их была умнее: Вступив в законный брак. Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная!» — «А страшно мужа было встретить?» — «Уж больно был в меня влюблен, Ведь мог бы многое заметить — Да не заметил он. Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная!» — «А мужу вы не изменяли?» — «Ну, как подчас не быть греху! Но я и батюшке едва ли Откроюсь на духу. Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная!» — «Вы мужа наконец лишились?» — «Да, хоть не нов уже был храм, Кумиру жертвы приносились Еще усердней там. Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная!» — «Нам жить ли так, как вы прожили?» — «Э, детки! женский наш удел!.. Уж если бабушки шалили — Так вам и бог велел. Уж пожить умела я! Где ты, юность знойная? Ручка моя белая! Ножка моя стройная!» <1857>